Вторая весна
Шрифт:
Из степи прилетела песня:
Лучше в речке быть Утопимому, Чем на свете жить Нелюбимому…Пели два женских голоса.
А вскоре в далеко падавших отсветах костра появились и певицы, одна высокая, широкая в плечах, другая тоненькая и маленькая, едва по плечи подруге.
— Марфа Башмакова, директорова секретарша, а другую не знаю, — заслонившись
— Дамочки! — вскочил вдруг и закричал молодо Ипат. — Зачем топиться? Заворачивайте к нам. У нас здесь полно кавалеров. Я — первый!
— Ой, и веселый же ты, Ипатушка! Ой, веселый! — ядовито сказала жена.
— Верно! — охотно согласился муж. — У меня веселость с кровью по всему телу гуляет!
Первой к костру подошла Марфа. Спутница ее, совсем еще подросток, с глазами детской голубизны, конфузливо пряталась за ее широкую спину.
— И правда! — засмеялась, оглядевшись, Марфа. — Вы что же это всех кавалеров сюда собрали? Лида, садись! Все парни будут наши! Это подружка моя и землячка, тоже ленинградка, Лида Глебова.
— Какая же я вам подружка, Марфа Матвеевна? — тоненьким голоском из-за спины Марфы откликнулась Лида. — Вы мой бригадир и учитель, а не подруга.
Антонина, услышав, что пришли ленинградки, подняла голову и окинула пришедших долгим, изучающим взглядом. Но ничего интересного в них, одетых в черные полушубки и меховые шапки, не было. Разве что квадратно окрашенный рот маленькой девушки. Такого Тоня еще не видела. Она высокомерно отвернулась, сдвинув на затылок платок, показывая высокий модный зачес волос надо лбом. Подчеркивая равнодушие, она вытащила из сумочки колоду карг и начала раскладывать их на коленях.
— Гадаете? — спросила с любопытством Лида. — Можно мне прийти к вам погадать?
— Приходите, — подобрела Тоня. — Мне здесь без подруг скучно.
Воронков, поглядывая на Марфу, форсисто отставил правую ногу. В свете костра зеркально заблестел его начищенный сапог.
— Не спится, Марфуша? — игриво спросил он.
— Ой, не спится, Илюшенька!
— А что так?
— А ночка-то! — бурно вздохнула Марфа. — Кто рано спать лег — пожалеет. Сердце так замирает… будто раскроется сейчас небо и опустится на тебя великая радость. — Она помолчала и спросила: — Не знаете, соловьи здесь есть?
— Здесь только лягушки есть, — грустно откликнулась Лида.
— А что лягушки? Они, девушка, про то же самое поют, если разобраться.
Жавшаяся к Марфе Лида отошла к фикусу. Нежно поглаживая его широкие, теплые листья, она посмотрела несмело на Виктора:
— Это ваш фикус?
— Странно. А чей же еще? — под напускной мальчишеской грубоватостью скрывая смущение, ответил Виктор. — А что?
— Ничего. Красивый.
Она наклонилась к Тоне и шепнула:
— Как вашего брата зовут?
— Виктор, — улыбнулась понимающе Тоня.
— Красивое какое имя. Он тракторист?
— Только-только со сковородочки соскочил. Блестит даже, как новый двугривенный. Замечаешь? — громко и насмешливо ответила Тоня.
— Молчи уж… пеньюар! — исподлобья поглядел на сестру Виктор.
— И чего это ты, девушка, в карты свои уткнулась? — взглянула Марфа через дым костра на Антонину. — В степь бы шла с ласковым каким-нибудь, песни пела бы!
— Дело неплохое! — сказал Воронков.
— А чего зеваете? Землячок наш уже спит, — сказала Марфа, посмотрев на Помидорчика, свернувшегося, как кот, на своем чемодане, и шутливо толкнула Виктора в плечо: — Ну, а ты чего, парень?
— Нашли важное занятие, песни петь, — хмыкнул пренебрежительно Виктор.
— Серьезный какой, — обиженно отвернулась Лида.
— А как ты, Илюша, на это смотришь? — призывно улыбнулась Марфа.
— Поздно. Какие там прогулки, — чс обидным спокойствием ответил Илья и покосился на Тоню.
Улыбка Марфы поблекла.
Над степью встала низкая багровая луна, и все: земля, колонна, стоявшая на дороге, далекие сопки и, казалось, даже воздух — стало розовым. Людей у костра обступила степь, необыкновенная ее тишина. И, слушая ее, люди долго молчали.
— А вот у папуасов южных морей есть интересный обычай, — сказал вдруг Воронков. — Когда папуас садится кушать, он до трех раз кричит об этом. Кто ни услышит, приходи и садись к его котлу. Очень даже свободно!
— Смотри пожалуйста, какой хороший народ! — с радостным удивлением обвел всех взглядом Ипат. И вдруг заозорничал, подталкивая жену под локоть. — А ну-ка, Дуня, встань, встань! И гукни на громкой волне: Млат Михайлович Крохалев ужимает, мол, и у кого аппетит есть — подходи! Давай, давай, Дуня!
— Старенек ты для шуточек, Ипат, поудержался бы. И не до шуток сейчас. Впору выть, — жалобно шмыгнула носом Крохалева.
— Ты чего, чудовища, нюни распускаешь? — начал сердиться муж. — Все дитенков своих жалеешь? А чего жалеть? На целину едут, всего и делов. Они на ней, может, счастье найдут. Не пустыня — обыкновенная земля.
— Верно, папаня, — солидно поддержал отца Виктор. — Обыкновенная земля, только в тысячу раз труднее. Болты срываются, пружины натяжения рвутся, прицепные серьги летят!
— Суетишься небось, крутые повороты делаешь, рывки, — вот и летят.
— Ну, папаня, ваша критика не к месту, — обиделся Виктор. — Все-таки учились чему-нибудь. Сопротивление почвы называется. — В глазах его плясали огоньки костра. — Если бы не направили меня из школы на целину, кажись, пешком пошел бы ее искать. До чего же интересно взнуздать ее, брыкливую! Ничего, вздерем, поубавим и пласт на дно борозды перевернем.
— Красиво как говорит, — засияли голубые глаза Лиды.
А Тоня нервно дернула плечом: