Вторая весна
Шрифт:
— Не понял я вас, товарищ прораб, к чему же нас родина зовет? — обычным, будничным тоном, каким на всех собраниях задаются вопросы, спросил Грушин. — Вот вы лично, значит, приехали на целину ордена хватать?
— Совершенно верно, — спокойно, но задрожав нехорошо ноздрями, ответил Неуспокоев. — Я уже и дырочки в пиджаке провертел.
— Приехали подвиги совершать, а на колхозника казаха кулаками замахиваетесь! — ломая голос, стараясь, чтобы он был спокойным, звонко сказал Яшенька.
Неуспокоев откинулся назад, будто его дернули сзади за плечи, попятился и сел на подоконник.
Борис улыбнулся и начал рисовать летящего сокола.
— К делу, к делу ближе, товарищи! — постучал по столу пальцем Егор Парменович. Он ни разу не взглянул на прораба во время его речи. — Давайте о дороге говорить. Ну-с, как на это старые степные волки смотрят? — улыбнулся он сидевшим на диване водителям. — Ваше решающее слово, мастера дальних рейсов.
— Подождите, Егор Парменович. Не с того конца начинаете, — шепнул ему Грушин и громко сказал сидевшим на полу молодым шоферам: — Мы вашего слова ждем, ребята. Партия большое дело молодежи поручила. Она сказала: молодежь — хозяева на целине! Ну и вот, хозяйствуйте.
Ему долго никто не отвечал.
— Долго хозяева думают, — насмешливо покачал головой Ипат. — Долгонько!
— Зачем молчишь? — вскинул Кожагул на молодежь единственный глаз. — Овца язык отжевала?
Вадим, сидевший у самых ног Бориса, внимательно слушал всех говоривших, задумчиво постукивая по зубам шерлокхолмской трубкой. И вдруг лихо крикнул:
— Чего там балакать? Дочапаем! Одно колесо здесь, другое там!
Он вскочил и бросил руки по швам.
— Товарищ директор, истребители бензина на-скрозь целинной, непромокаемой, совхозно-жан-габыльской автоколонны к выполнению боевого задания готовы! Разрешите выполнять? — Он сунул трубку в зубы и молодцевато откинул голову.
Егор Парменович зашевелил усами.
— Ты мне брось петрушку ломать, — сказал он опасным голосом. — Ты трёп не разводи!
— А если это трёп, пусть начальники думают, — обиженно сел Вадим. — Чего они за нас прячутся? А наше дело телячье.
— Телешок! — с веселым презрением сказал кто-то в прихожей. — А свой ум в тряпочку завязал? Серьезно говорить надо.
— Серьезный разговор у директора имеется, — не глядя на Корчакова, старательно наматывая на палец поднятый с пола проводок, сказал Садыков. — Он за молодых шоферов боится. Молодая, говорит, травка, зелень! Это серьезный разговор.
— Да, это меня смущает, — открыто, не тая, заговорил директор. — Много у нас молодняка! Только что с курсов. Настоящую трудную дорогу вы еще не видели, — опустил он глаза на сидевших на полу молодых шоферов. — Мы можем на вас опереться? Не подведете? Голову с нас не снимете? Что голова! Партийные билеты не заставите выложить? — медленно и тихо, загустевшим голосом закончил Егор Парменович.
Молодые шоферы автоколонны, выпускники садыковских курсов, справляли медовый месяц. Наконец-то они мчатся на упругих шинах по степи, наконец-то они познали волнующую власть человека над мощной и умной машиной. Они как-то сразу повзрослели, эти, в сущности, мальчики еще! И вот им открыто не доверяют! Сказаны были такие слова, на которые надо ответить. И ответить по-настоящему!
— Вопросик, — тихо сказал Непомнящих. — Молодежь — хозяева целины, а хозяев вроде просят в сторонку отойти. Не годны к употреблению.
— Ребята, комсомольцы! — страдающе крикнул Воронков. — Неужели нам нечего сказать товарищу директору?
С пола поднялся забившийся в угол маленький, хрупкий мальчуган с нежным девичьим лицом и сердитыми серыми глазами под растрепанными бровками. Его не знали ни директор, ни Чупров. Мальчишку всунули в огромные валенки, оклеенные по низу ярко-красной автомобильной резиной, запеленали в добротный полушубок и вложили под мышки большие рукавицы.
— «Мужичок с ноготок», — шепнул улыбаясь Борис Корчакову.
Тот дернул левым усом.
— Давайте тогда я скажу, — начал неуверенно «мужичок с ноготок». И голос у него был тоже девичий, грудной, негромкий. — Очень вы нас сбили с толку, товарищ директор, когда о партбилете заговорили. Нам вроде неловко призывать вас рисковать партбилетом.
Корчаков не ответил, вычерчивая что-то пальцем по столу. Воронков решил выручить его.
— И не призывай! Тебе отвечать не придется!
— Почему мне отвечать не придется? — обиделся и удивился «мужичок с ноготок». — И мы тоже за все в ответе, за все, что было и что будет. Мы ведь не кирпичи или доски, которые везем.
— Комсомолец? — строго спросил Воронков.
«Мужичок» ответил так же строго:
— Ясно! А если коммунист будет бояться ответственность на себя брать, то кто же ее будет брать? Я свой партбилет, если получу, в сейф запирать не буду. Нет, вот здесь, в карманчике, пусть лежит. — Он дотронулся до груди против сердца. — Пусть со мной работает, а если ошибемся, пусть со мной и отвечает.
— Один — ноль в нашу пользу! — высунув голову в столовую, громким шепотом сказал Зубков.
В столовой засмеялись.
— Да подождите вы, ребята! — укоризненно покачал головой Ипат Крохалев. — Человек красивую инициативу проявляет. Ишь какой огневой паренек, хоть спички об него зажигай. Давай дальше, сынок!
«Мужичок с ноготок» улыбнулся ему и заговорил, все так же не в такт размахивая руками, то и дело оттягивая вниз верхнюю губу. У него, оказывается, был маленький недостаток — щербинка на верхнем зубе, и он, вспомнив об этом, смущался и натягивал губу на изъян.
— И почему бы вам, товарищ директор, не опереться на нас, молодых? Может быть, и не подведем. Нет, не подведем! — с тихой уверенностью и застенчивой гордостью сказал «мужичок с ноготок». — Крутые подъемы, крутые спуски, повороты крутые? А велика ли честь по гладкой дороге машину вести? Мы эту трудную дорогу за честь себе будем считать. А честь свою кто захочет замарать? — обвел он водителей гордым, суровым взглядом.
— В маршалы думаешь выскочить? — обиделся почему-то пожилой водитель, сидевший на диване.
— Не говорите глупостей, папаша, — не оборачиваясь ответил «мужичок».
— Эй, не трогай! — крикнул сердито Кожагул. — Хорошая кровь, сердце крепкий!
«Мужичок с ноготок» постоял, закусив губы. Напряжённо поднятые брови его дрожали. Затем оказал медленно, напористо:
— Вношу, значит, предложение. Будем пробиваться через горы!
— Два — ноль в нашу пользу. Окончательный результат! — опять высунулся из передней Зубков.