Вторая жизнь Арсения Коренева
Шрифт:
Сон, впрочем, мне приснился. Снился мне почему-то пациент из моей прошлой жизни, по фамилии Гусейнов. Азербайджанец, приехавший в Пензу во второй половине 80-х, да так и осевший на Сурской земле. Помню, когда тот выписывался, вручил мне в подарок здоровенный арбуз, мы его потом всем отделением трескали. Вот и сейчас усатый Гусейнов стоял напротив и со золотозубой улыбкой протягивал мне здоровый полосатый арбуз: «Возьми, дорогой, вкуснее арбуза ты в жизни не ел». И что-то мне так во сне захотелось арбуза, что я проснулся с мыслью о том, что сейчас самый сезон, а я на рынке в Сердобске видел, как продают арбузы. И вот завтра (а может уже и сегодня) арбуз надо обязательно купить, раз уж в райцентр ехать собираемся. Рынок в Сердобске был, и арбузы я там продавали.
Понедельник, невзирая на стонущие и просившие пощады мышцы, начал с зарядки, после которой почувствовал себя намного лучше. В кухне на тарелке под полотенцем от мух, которые всё-таки залетали дом, несмотря на москитные сетки, в том числе и на двери, лежали порезанные куски вчерашнего пирога. Помню, Евдокия вроде вчера в холодильник убирала остатки, значит, выставила на стол заранее, чтобы потеплее был к завтраку. Не на сковороде же мне греть пирог…
Вообще мы с Евдокией договорились, что я могу брать всё, что найду в холодильнике. А там я нашёл и сметану, и котлеты в кастрюльке, и «Докторская», и яйца… ну и ещё много чего, что к завтраку вряд ли бы пригодилось. Не всё, конечно, хранилось в холодильнике, я вон на литровую банку с мёдом покосился, и решил, что уж пусть стоит, хотя ложечку-другую в чашку чая намешал бы. Но решил не нарушать целостность банки, про мёд у нас с Евдокией разговора не было. Может, он у неё для каких-то своих целей, скажем, в подарок кому-нибудь. К тому же это «быстрые» углеводы, хоть и полезнее «пустого» сахара, но всё же… Поджелудочную нужно беречь смолоду, впрочем, равно как и другие жизненно важные органы. Да и не очень жизненно важные тоже, в человеке нет ничего, к чему можно было бы отнестись наплевательски.
Недолго думая, соорудил глазунью из четырёх яиц с поджаренными кусочками колбасы. Нормальной колбасы, а не такой, что в моём будущем растекалась в какую-то слизистую субстанцию. Вооружился куском ноздреватого хлеба, корочкой которого в конце подтёр со сковороды яичные потёки. А потом чай с пирогом. Лепота!
Встал из-за стола сытым и полным сил, бодрым шагом отправившись в амбулаторию. По пути здоровался с сельчанами, среди которых кого-то я уже начал узнавать в лицо.
У Маши уже взяли анализы перед завтраком, и мы отправились на «буханке» Семёныча в Сердобск делать снимок на новом рентгеновском аппарате. Снимок для меня оперативно проявили, буквально в течение часа, по итогу всё было нормально, ни одного тёмного пятнышка ни в лёгких, ни в бронхах. Что ж, девочку можно выписывать хоть сегодня. Но для порядка нужно хотя бы ещё денёк подержать, тем более документы на выписку готовятся загодя.
Когда шёл обратно к машине, где меня дожидались Семёныч и скучавшая пациентка, увидел идущего навстречу Штейнберга.
— Арсений Ильич! — он расплылся в улыбке, протягивая руку, которую я с чувством пожал. — Какими судьбами?
Я вкратце объяснил ситуацию, на что заведующий терапией покивал:
— Ну и хорошо, что всё обошлось… Как вы там, кстати, обжились? Ряжская не закручивает гайки? Она ведь женщина с характером.
— Да ничего, обвыкаюсь, — пожал я плечами. — И Ряжская ко мне нормально относится. А что там с Паршиным, не знаете?
— Так выписывают завтра, здоров человек, чего же его в больнице держать… Ладно, побежал, к нам сейчас в отделение Костин обещал нагрянуть.
Заскочили на рынок, где я выбрал средних размеров, крепкий арбуз с увядшим, как обычно определяется зрелость плода, хвостиком. Подумав, взял ещё один, для своих коллег. А Машке выручил кулёк с конфетами. Почему-то мне казалось, что дома её не сильно закармливают сладким.
Товарищи по амбулатории полосатой ягоде обрадовались, мы тут же собрались, включая Ряжскую, и умяли арбуз минут за десять. А потом заведующая попросила меня продемонстрировать на ком-нибудь из присутствующих
В оставшееся до конца рабочего дня время меня ни в какие поездки не дёргали, разве что пришлось прогуляться на вызов по поводу ОРЗ у женщины, которой я выписал больничный на три дня с возможным продлением. Ещё один больничный выписал механизатору, который сам пришёл на приём с небольшой температурой, насморком и жалобой на красное пятно на ноге, которое при нажатии не вызывало болевых ощущений. Похоже, что рожа, подумал я, понимая, что получилось в рифму, и невольно улыбаюсь, чем вызываю недоумённый взгляд посетителя. Отправил его в лабораторию к Ольге Григорьевне на общий анализ крови, пока же выписал больничный, порекомендовав постельный режим, обильнее питьё и препараты для снижения температуры. Если что — отправим в районную больницу, полежит в инфекционном отделении.
За ужином мы с Евдокией оприходовали половину арбуза, который я что в той, что в этой жизни мог есть, наверное, килограммами. Правда, хозяйка скромничала, но я чуть ли не силой заставил употребить её хотя бы два ломтя. Оставшуюся половину отправили в холодильник, с расчётом, что завтра мы её добьём.
Посидели перед телевизором. Евдокия что-то вязала, и я подумал, какая моя хозяйка рукодельница… И на машинке и, как говорил кот Матроскин, крестиком может вышивать. А может, и не крестиком, я в этих делах особо не разбираюсь.
По телевизору показывали «Клуб кинопутешествий», где улыбчивый и буквально излучавший позитив Сенкевич рассказывал о путешествии на «РА-II», в котором он выполнял роль врача, как и в предыдущей экспедиции под руководством неугомонного норвежского исследователя Тура Хейердала.
Евдокия с вязанием сидела в одном из двух кресел — второе занимал я. Кресла были старые, с потёртой на подлокотниках тканью, но крепкие. Стояли они в метре одно от другого, так что при желании мы могли соприкоснуться руками. Но, невзирая на тягу моего молодого организма к такому же молодому организму противоположного пола, я такого себе позволить не мог. Да и Евдокия была женщиной скромной, хотя в её глазах, когда она изредка кидала на меня быстрые взгляды, проскальзывало что-то такое… Желание, что ли… То самое, которое, становясь обоюдным, зачастую толкает мужчину и женщину в объятия друг друга.
А Евдокия мне нравилась. Крепкая, статная, не какая-нибудь худосочная модель из моего будущего, но и не оплывшая бодипозитивная ватрушка. Лицо не идеальное, но симпатичное. Распущенные волосы тяжёлыми волнами спадали на плечи. Чуть вздёрнутый носик, обсыпанный едва проступающими на коже веснушками, большие, чуть раскосые глаза в обрамлении тёмных и густых от природы ресниц, излом таких же тёмных бровей, чувственные губы… Всё было при ней, на мой взгляд — ни убавить, ни прибавить.
Однако усталость после вчерашнего исцеления всё же брала своё, да и хозяйке, как обычно, нужно было вставать ни свет, ни заря. Зато она возвращалась рано, часа в три, а то и в два — основная работа у них была в первой половине дня.
Во вторник перед обедом я выписал Машу. В отличие от счастливой матери она выглядела почему-то грустной.
— Чего такая смурная? — спросил я её.
Та насупилась, глянула на меня исподлобья и буркнула:
— В школу не хочу завтра идти.
— Вот те раз, — рассмеялся я. — А почему?
— Не люблю учиться, — пожала она костлявыми плечиками.
— Да не слушайте вы её, ерунду всякую несёт, — смутилась мать девочки. — Просто у нас в Софьино своей школы нет, приходится детей отправлять сюда каждое утро на рейсовом автобусе, а после учёбы с последним обратно едут. Вот Машка-то и не любит все эти поездки.