Вторая жизнь Дмитрия Панина

Криминская Зоя Карловна

– А какие у меня есть ещё варианты?

– Остаться пока. У вас ведь больничный? И инвалидность? Не могли же они не дать вам инвалидность, продержав в больнице 4 месяца?

– Инвалидность снимут, сказали, через две недели и снимут.

– Ну вот видите...

– А диагноз?

– А что диагноз? Люди с вашим диагнозом вполне способны к творчеству в период ремиссии.

Сергей Иванович вздохнул, снял очки, потер переносицу.

– Мы не можем бросаться людьми вашего уровня, - и Дима очень удивился, услышав

это, он не представлял себе, что его так высоко оценивают в лаборатории, впрочем, когда он был увлечен работой, его это мало интересовало.

– Понимаете, Дима, сейчас мы можем вас не увольнять, но если вы уйдете, обратной дороги не будет, при всем своем желании я не смогу принять вас обратно, просто место будет занято, понимаете?

Дима, смотрел в пол, молчал, думал, уходить он вдруг расхотел, но и оставаться сил не было, он боялся вернуться в ту обстановку, в которой, как ему казалось, началось всё то, что привело к такому печальному исходу. Он чувствовал, что ему надо сменить не только домашнюю обстановку, которую он уже поменял не своей даже волей, но и вообще всё поменять, может быть даже уехать далеко и надолго.

– Нет, - сказал Дима.
– Спасибо, Сергей Иванович, но нет. Я к этому пока не готов, и возможно никогда готов не буду.

– Не зарекайтесь, - Пукарев, посмотрел на Диму, и они некоторое время смотрели друг на друга, в Диминых темных глазах отражался страх и неуверенность, а в светлых Пукаревских сочувствие и ещё что-то, неуловимое, затаенное, - не зарекайтесь, жизнь никогда не идет по прямой, уж поверьте мне, старому человеку.

Дима подумал о том, что проработав восемь лет в лаборатории Пукарева, он очень мало о нём знает.

– Хорошо, я не могу на вас давить в такой ситуации, давайте пишите заявление, можете задним числом, чтобы не работать две недели, и ещё, давайте, я подпишу ваш больничный, сдадите, получите деньги, продержитесь некоторое время. Мы сейчас получаем гроши, и те нерегулярно платят, но всё же это лучше, чем ничего.

– Я не хотел...

Дима начал и смешался

– Не хотели сдавать больничный из-за диагноза? Это уже совсем пустяки. Институт наш огромный, людей много, ученые часто психи, не у одного вас такая петрушка с диагнозами. К тому же эти диагнозы иногда снимают.

Как же, подумал Дима, успокаивай меня. Виктор говорил, что это как приговор, только приговор на время, а диагноз навсегда.

Озвучивать свои мысли Дима не стал, а просто достал из кармана два голубых листика больничного.

Шеф придвинул ему бланк заявления об увольнении и, пока Дима писал, Пукарев внимательно прочитал диагноз, потом вышел из кабинета и вернулся с уже подписанным табельщицей больничным.

Понял, что я боюсь общаться с людьми, думал Дима, дописывая заявление.

На прощание Пукарев пожал Диме руку и сказал, перейдя на ты.

– Я надеюсь всё же, что мы с тобой ещё

встретимся, мир тесен, теснее, чем это принято считать. А по больничному получи прямо сейчас, я позвонил в кассу, они тебя ждут.

С тем они и расстались.

Дима ушел от Пукарева с чувством удивления и благодарности за понимание, он вдруг почувствовал после разговора с ним, что не так всё трагично и безвозвратно оборвалось, как это ему казалось ещё час тому назад. Драму его жизни, оказалась, можно рассматривать, как "петрушку с диагнозами"

21

На самом деле решение Димы уволиться очень облегчило Пукареву жизнь. Где-то через неделю после того, как Диму увезли в больницу, Пукареву позвонил директор института и спросил:

– Что там у вас за дела в лаборатории, мне поступил сигнал, что вы до того загружали сотрудника работой, что у него произошел нервный срыв.

Пукарев на тот момент был не в курсе произошедшего с Димой и судорожно перебирал в уме своих подчиненных, стараясь понять, у кого из них нервный срыв.

Наверное, у Раисы, подумал он, вчера ей дали перепечатывать отчет и сказали - за два дня, - вот она и психанула, но как директор мог узнать об этом? Да ещё вмешиваться в работу секретарей?

Он пошел выяснять, в чем дело, и выяснил у Лёни Пронина, что Дима Панин не вышел на работу, и когда позвонили жене, то она сказала что-то непонятное про скорую помощь и милицию и сразу бросила трубку, и с той поры на звонки никто не отвечает.

Пукарев, тем не менее, сразу понял, что звонок директора связан с Димой: наверняка тесть Димин позвонил директору и насплетничал. Пукарев, в отличие от Лёни знал, что Дима женат на Каховской.

– А что, - спросил Пукарев у Лёни, - сильно ты нагружал Диму последнее время?

– Да, нет, как обычно. Просто у него не получалось никак связать концы с концами: теория, которую он сам разработал, предсказывала одно, а эксперимент показывал другое.

– А где ошибка?

– Мы вместе совершенствовали прибор, усиливали магнитное поле, нам надо было большую напряженность, и там всё правильно, а вы же сами знаете, у Димы в его выкладках чёрт ногу сломит, да и я всё же не теоретик. Так-то, вообще красиво получалось...

– А почему он уже два года, как закончил аспирантуру, а всё ещё не кандидат, не нарыли ещё на кандидатскую? ведь у него пять статей, кажется?

– Да давно бы мог написать диссертацию, но он хотел, чтобы всё было в ажуре, и эксперимент, и теория, вот и тянул. Кажется, у него в семье нелады были из-за этого, ну из-за того, что он тянет с защитой.

– А вообще, Сергей Иванович, в чем дело? Почему Вы так заинтересовались Паниным?

– А потому, - сердито сказал Сергей Иванович, что пора бы ему выходить на защиту. Пусть придет, когда появится.