Второе посещение острова
Шрифт:
— А где Гришка?
Она выкатила с террасы коляску со спящим ребёнком, сбросила тапки, надела туфли, быстро проверила содержимое сумочки, втиснула туда мобильный телефон.
И тут я на свою голову предложил:
— Давайте провожу к остановке, помогу сесть в автобус.
— Успокойтесь! Остановлю такси. Не нужны мне ваши услуги, – она сдёрнула с вешалки широкополую шляпку с кокетливыми искусственными цветочками, подскочила к зеркалу, надела её. Вдруг обернулась.
— Что вы уставились? Что стоите, как столб? Звонил мой муж, тоже спрашивает: «Где Гришка? Как Гришка?» Сообщил, у него в четверг регистрация в загсе, в воскресенье – венчание! Представляете, эта тварь подмосковная уже беременна! Получает прописку в Москве, законный брак, будет раскатывать с ним по заграницам. Все вы, мужчины – сволочи! – с этим возгласом она стала неуклюже выкатывать коляску. Цветочки на шляпке дрожали, из глаз полились слёзы.
Дверь за ней захлопнулась.
Я бросился на террасу, боясь, как бы переходя в таком состоянии шоссе, она не попала под колёса. Крикнул:
— Люся! Люсенька, осторожнее!
Не обернулась.
Не успел я убедиться, что она благополучно пересекла трассу, как со стороны города к вилле подъехал агент.
Я пошёл открывать дверь, и в этот момент понял: ни за что не хочу оставаться здесь среди раскиданных вещей, томиться, ожидая Люсю. Агент вошёл, передал мне запасные ключи, оглядел хаос, царящий в гостиной.
Выяснилось, он возвращается в город, может подбросить почти до набережной. Я забежал в свою комнату, мигом переоделся, выхватил из чемодана конверт с подарком, предназначенным для Дмитроса – хозяина бара «Неос космос». Того самого Дмитроса, который звонил мне весной с непонятной просьбой приехать для каких-то поисков. По пути к выходу заскочил на кухню, где на столе и в мойке опять громоздилась грязная, неубранная посуда. Схватил яблоко и кусок хлеба.
И вот мы уже ехали в город. Агент с некоторым изумлением поглядывал на то, как я расправляюсь со своей едой. «Снимают виллу за четыре тысячи долларов, а живут, как свиньи», – подумал он. Я вышвырнул крошки и огрызок яблока в окно.
Он что-то произнёс на английском. Я ничего не понял. Произношение у него было то ещё. Тогда он разразился целой тирадой.
— Сэр, спик слоули, плиз, – попросил я. – Говорите медленней.
Но он смолк, скорбно поджав губы.
Лишь когда я вышел в центре города и попрощался, стало понятным, что он тщился сказать. Он хотел сказать, что за этот рейс нужно бы ему заплатить.
«Мошенник! – думал я, шагая вниз по крутым, обмершим от жары улочкам. – Не успели прилететь, отнял вчера пятьдесят долларов за встречу, сотню в залог. Пропала моя сотня, конечно, никогда не вернёт…»
Снова, как девять лет назад, шёл я бедняк–бедняком мимо запертых на время сиесты магазинчиков. Даже болтающейся в пустом кармане рядом с ключами единственной монеты не мог я потратить, её не хватило бы даже на пластиковую бутылочку воды. А пить хотелось.
Набережная надвигалась снизу блеском моря в разрыве домов, оплетённых вьющимися растениями, мачтами причаленных к двум пирсам рыбачьих шхун.
Я ускорил шаг.
Слуха моего коснулась какая-то песня. Чем дальше я шёл, тем отчётливей она доносилась. И тем больше я настораживался.
Почти крадучись, прошёл было мимо обшарпанной полуоткрытой двери. Замер.
Из полутьмы набитого людьми помещения доносился мой голос!
«Фонтан черёмухой покрылся, Бульвар Французский весь в цвету. «Наш Костя, кажется, влюбился!» — Кричали грузчики в порту.»— Костя – Константиное, грузчики – такелаж, влюбился – агапа, аморе! – наскоро переводил, как умел, мой магнитофонный голос и продолжал:
«Синеет море за бульваром. Каштан над городом цветёт, А Константин берёт гитару И тихим голосом поёт…»Заскорузлые люди за столиками стучали костяшками домино, играли в карты.
С колотящимся сердцем я пошёл дальше, боясь, чтобы меня не узнали. «Надо же! – думал я. – Стоило появиться, как они запустили именно эту плёнку!»
Через несколько дней Никос объяснил: в этой открытой муниципалитетом льготной кофейне для рыбаков–пенсионеров имеется всего несколько кассет, и среди них та, где остался мой голос.
Так и слышу твой возглас: «Как это ты со своим полным отсутствием слуха отважился распевать песни на людях?! Неужели подвыпил?»
Скоро узнаешь об этом, полузабытом мною приключении.
А пока что, обогнув архипелаг никем не занятых роскошных круглых столиков под разноцветным тентом, я шагнул с тротуара в раскрытую дверь кафе–бара «Неос космос».
За стойкой томился бездельем незнакомый молодой парень, перетирал бокалы. Лишь один из столиков был занят – какой-то бородатый господин в шортах читал газету.
Я решил, что пришёл неудачно. Сейчас мёртвое время сиесты, и Дмитрос, наверное, ушёл домой.
На всякий случай спросил о нём. Парень молча вышел в дверь за стойкой. Его довольно долго не было. И я начал сомневаться, понял ли он меня.
Бородач в шортах успел за это время дочитать газетную страницу, шумно перелистнуть её, налить себе из бутылки в бокал пива, смачно выпить.
Рядом со стойкой возвышался холодильник со стеклянной дверью. На полках сверху донизу красовались прохладительные напитки, то же пиво в банках и бутылочках.
— Владимирос! – завопил от изумления Дмитрос, появившись возле стойки во весь свой недюжинный рост. – Владимирос, чао!
Мы обнялись. Потом я отставил его в сторону, как картину.
За истекшие годы этот красавец несколько пополнел, на лице появились тонкие, фатоватые усики.
— Хо–ро–шо? Хо–ро–шо? – несколько самодовольно спрашивал он, поворачиваясь во все стороны. Когда-то Дмитрос в качестве юнги на греческом торговом судне побывал в Одессе, Ильичевске, даже в Архангельске и помнил десяток–другой русских слов. – Камбуз! О–бе–дать!
Я понял, что он тянет меня пообедать вместе с ним на кухоньке кафе. Сколько помню, там всегда было душно. Поэтому показал на виднеющиеся за открытой дверью столики.