Второе посещение острова
Шрифт:
У подножья ждали спустившиеся сверху Инес, обе девочки, сильно постаревший отец Никоса. Навстречу с радостным лаем кинулся Гектор. Беспокоился, возьмут ли его с собой.
Взяли. Набили сумками с припасами багажник. Сами тесно разместились в машине и двинулись в сторону гор.
Гектор тяжело сидел у меня на коленях. Чёрный, как пантера, с высунутым красным языком, которым он поминутно пытался облизнуть моё лицо. Я едва уворачивался. Гришка же, видя пса, рвался к нему с материнских рук, гукал и пускал пузыри.
—
Наконец ковчег на колёсах свернул влево и, переваливаясь на ухабах, пополз вверх.
— Ещё не сделал свой путь, – время от времени извинялся Никос. – Сделать дорогу нужно много денег.
Дотоле молчавший отец Никоса произнёс какую-то длинную фразу по–гречески.
— Что он сказал?
— Говорит, сам бы построил этот путь, если бы был моложе, – ответил Никос, осторожно выруливая на хлипкий мостик через речонку, вытекающую из ущелья.
Затея Никоса не осуществилась. Чем выше взбиралась машина в горы, тем больше открывался вид вниз на ущелье. Не перегороженное запрудой. Всё та же речка посверкивала под солнцем на его далёком дне.
Зато левый, пологий склон, принадлежащий Никосу, за девять лет преобразился. Наверху, близ края, под сенью деревьев стоял небольшой деревянный дом. Ниже по склону росли молодые деревца. Судя по отягощённым плодами веткам – лимоны, груши, персики и яблоня. Вокруг каждого деревца виднелись плотно уложенные камни – для того, чтобы дожди не смывали землю, очевидно, натасканную Никосом.
— Браво, Никос! – вырвалось у меня, когда он показал мне кусты цветущих у дома роз, бугенвиллею, ниспадающую с черепичной крыши огненно–красным дождём цветов.
Пока Инес с девочками и Люся разгружали машину, он хотел завести меня внутрь дома, показать комнаты, куда уже пошёл его отец, как послышался крик Люси:
— Пропала коляска! Нет Гришкиной коляски!
Мы вернулись к машине. Действительно, среди выгруженных из багажника вещей коляски не было. Не было её и внутри салона.
— Какой ужас! – занервничала Люся. – Английская коляска!
Никос, ни слова не проронив, сел в машину и уехал. Я пожалел, что не дал ему ключи от виллы. Хотя чётко помнил, что коляску с Гришкой вывозили на тротуар к машине.
— Ничего, – тихо сказала мне Инес, проходя мимо. – Пусть тебе будет хорошо, а не плохо.
Люся с ребёнком на руках расхаживала взад–вперёд по тропинке над обрывом. Антонелла и Рафаэлла потащили меня посмотреть на свои качели, на маленькую беседку, на место для костра, где возвышался на железных ногах мангал, на котором Инес уже раскладывала шампуры с нанизанным, замаринованным дома шашлыком.
— Тебе есть другая еда, мягкая, – улыбнулась она, отмахиваясь от прыгающего на неё Гектора. И что-то строго сказала девочкам. Видимо, чтобы они не беспокоили меня.
Я
Тебе будет странно это читать, но я вдруг почувствовал – становлюсь Люсей. Со всеми её комплексами.
Подошёл к ней, попросил:
— Дайте Гришку, посижу с ним в беседке.
— С какой стати?
— Видите, солнце? Голову ему напечёт. А в беседке тень.
— Сама могу побыть с ним в беседке. Благодарю за заботу.
Слава Богу, ушла от опасного места! А тут и Никос вернулся. С коляской.
Оказывается, Люся, усаживаясь с Гришкой в машину, забыла её на тротуаре перед виллой. Никто не украл.
— Прости меня, Никос, – сказал я.
— Ничего. Идём. Что-то покажу.
Он повёл меня за пределы своей «земли» к одиноко стоящей старой оливе, возле которой лежал большой камень.
— Сейчас увидишь клад, – сказал Никос, с трудом отваливая его.
«Везёт на клады! – подумал я и, как это иногда бывает, в голову ударила совсем другая мысль: – И Россия, и греческий Афон находятся севернее острова. Как же гипотетический корабль с сундуком книг мог потерпеть крушение здесь, гораздо южнее?»
Ответа на этот вопрос я так никогда и не получил.
Никос засунул руку в чёрное отверстие среди мелких камней, вытянул оттуда какой-то продолговатый предмет, обёрнутый несколькими пластиковыми пакетами. Улыбаясь, вручил мне. Предмет был довольно тяжёлый.
Я сбросил пакеты, содрал их. В руках оказалась литровая бутыль с этикеткой «Rossiyskaja gorkaja». Шестидесятиградусная водка, которую девять лет мы с Никосом почали на диком тогда склоне его «земли».
Судя по тому, что бутылка была почти полна, он с тех пор не выпил ни капли.
— Ты не пьяница, – сказал я, чувствуя, как во мне горячей волной поднимается любовь к этому человеку.
— Не алкоголик, – подтвердил Никос. – Знаешь, и сегодня пить буду только как символ. Скоро сюда приедет одна старая англичанка, обещал ехать с ней делать метки её земли. Купила, а теперь, когда участок поднялся в цене, хочет продавать.
— А ты тут причём?
— Просила помочь.
…Стол в беседке был уже накрыт.
Старательно ел специально для меня перетёртую фасоль, тушёные баклажаны с помидорами, нежные паровые котлетки. Выпил стопарик родимой водки. После чего ещё острее задразнил ноздри запах недоступного мне бараньего шашлыка.
Воровато стянул с одного из лежащих на блюде шампуров кусочек, сунул руку под стол, отдал Гектору. Тот благодарно лизнул ладонь. Девочки заметили этот мой жест. Тоже стали стягивать баранину со своих шампуров и бросать собаке.