Второе пришествие

Гурвич Владимир Моисеевич

Чаров снова сел, показывая тем самым, что ожидает ответа.

– Спасибо за вопрос, Валериан Всеволодович. К сожалению, никак не могу с вами категорически согласиться. Ваши утверждения голословны. Я согласен, что многим церковь несет утешение, но преступные режимы тоже утешали людей, предлагали им свой выход из тяжелой ситуации. Да и вообще, можно придумать разные виды утешения; таким несчастным нужно, чтобы кто-то бы облегчил их страдания, а кто и как для них в сущности не важно. Не было бы церкви, появились бы для этих целей другие институты. И кто знает, возможно, в них бы утешали не хуже, а может, и лучше. Я уж не говорю о том, что само по себе утешение - не самый оптимальный способ облегчать

участь людей. Зато утешители прочно привязываются утешаемых к церкви, и тем становится гораздо трудней искать другие способы решения своих проблем. Гораздо лучше не утешать, то есть потворствовать несчастьям и слабостям, ведь утешение - это всего лишь обезболивание, но отнюдь лечение болезни, а находить путь их излечения. Дело в том, что церковь всегда нуждалась в слабых и сирых и никогда не была заинтересована превращать их в сильных и уверенных в себе. Надеюсь, ответил на ваш вопрос.

Неожиданно встал тот самый человек, который поразил Введенского.

– Хочу задать вам вопрос. Вы в своем выступление много отрицательного говорили по христианскую церковь. Более того, утверждаете, что никакой необходимости в ней нет. В этой связи, как вы относитесь к фигуре Иисуса Христа?

По-русски человек говорил правильно и свободно. И все же в его выговоре чувствовалось что-то чуждое.

– Спасибо за вопрос, - поблагодарил Введенский.
– Очень правильный и своевременный. К личности Иисуса Христа я отношусь с огромной симпатией. В независимости от того, существовал ли он в действительности. Но в любом случае человек или литературный образ вызывает у меня огромное почтение. Это настоящий прорыв человечности в человеке, это тот идеал, к которому надо стремиться. Что же касается христианской церкви, то я как-то не усматриваю связи между нею и Христом. Она лишь узурпировала Его, поставила его на службу своей корысти. Более того, с моей точки зрения она нанесла большой урон этому образу; миллионы верующих смотрят на него ее глазами. А это глубоко искаженный взгляд. Это очень краткий ответ, так как тема невероятно обширная и глубокая.

Вопросы посыпались, как дождинки с неба, Введенский отвечал на них больше часа. От напряжения он чувствовал себя все более уставшим. И когда презентация завершилась, обрадовался. С плеч спал не самый легкий груз.

Он стал подписывать желающим книги. Введенский не сомневался, что сред них Чарова не будет. Так оно и оказалось, он вообще незаметно исчез. Что, впрочем, Введенского мало огорчило. В отличие от ухода Веры, которая тоже неожиданно исчезла. А он все же надеялся, что обратную дорогу они проделают вместе.

Введенский закончил раздачу автографов. Он уже собрался покинуть зал, как к нему вдруг подошел тот странный мужчина. Он улыбался ему.

– Было очень интересно вас послушать. Если возникнет желание продолжить эту тему, буду рад вашему звонку.
– - Он достал из визитницы визитку и протянул Введенскому. Тот поблагодарил и, не читая, сунул ее в карман.

8.

Хотя презентация в целом прошла успешно, Введенский вернулся домой не в самом отрадном расположении духа. А все из-за Веры, они, словно два поезда, стремительно отдаляются друг от друга. Ему захотелось ей позвонить, но он усилием воли отогнал это желание. Звонок лишь ухудшит положение, она воспримет его как проявление лицемерия. А подобные вещи она не приемлет. В нынешней ситуации самая лучшая тактика - выжидание. Пройдет какое-то время, все немного успокоятся, страсти улягутся. И тогда есть надежда восстановить контакт с Верой. По крайней мере, никакой другой возможности это сделать, он не видит.

Вот только верны ли его расчеты, не вмешается ли в их отношения беспощадная внешняя сила? Введенский вспомнил разговор, который состоялся

у него сразу после презентации. Бурцев затащил его в расположенное по близости кафе по его словам: "отметить это важное событие". Он заказал двести грамм водки и разлил по рюмкам.

– Выпьем за тебя и за твою книгу, - провозгласил он тост.
– Ты, Маркуша, сделал величайшее дело. И не спорь, а поверь мне. Твоя книга - это бомба, которая взорвет эту прогнившую насквозь страну, и в частности эту церковь. Это было давно пора сделать.

– Ты преувеличиваешь, Дима. Ничего она не взорвет, так, вызовет некоторый шум, который скоро затихнет. Так уже было сотни раз.

– А мы на что. Не дадим шуму затихнуть.
– Бурцев наклонился к Введенскому.
– Все случится совсем скоро, поверь мне на слово.

– Что случится?

Бурцев хитро посмотрел на приятеля.

– Что надо, то и случится. Смотрю я на тебя и дивлюсь, ты, словно живешь на необитаемом острове. Ничего не замечаешь, ничего не слышишь. Целиком сам по себе.

Введенский ненадолго задумался.

– В каком-то смысле так оно и есть. Пока работал над книгой, почти отключился от остального мира. Ты же сам меня торопил с е окончанием.

– Но отключаться я не просил, - улыбнулся Бурцев.
– Тогда докладываю: такого недовольства существующим строем не наблюдалось давно. Обстановка, как поднесенный в огонь прут, быстро накаляется.

– Или ты и твои друзья ее накаляют, - уточнил Введенский.

– Не буду отрицать, мы вносим свою скромную лепту. Но мы лишь подбрасываем дровишки в уже разгоревшийся костер. И твоя книга одна из них. Причем, весьма горючая. По крайней мере, мы постараемся ее такой сделать.

Введенский в очередной раз за этот день подумал о Вере.

– Дима, я прошу тебя не предпринимать ничего в этом плане без моего ведома, - обеспокоенно произнес он.

– Не могу обещать, на кону слишком большой приз.

– И что за приз?

– Судьба страны, свобода. Тебе этого мало? Надо что-то еще?

– Да, нет вполне достаточно, - без энтузиазма проговорил Введенский.

– Уж очень ты, Маркуша, аполитичный, - вздохнул Бурцев.
– Так в наше время нельзя.

– А если не хочется окунаться в политику?

Бурцев покачал головой.

– Все равно не получится. Ты теперь повязан с нами своей книгой. Это я тебе, как лидер партии говорю. Поэтому хочешь ты того или нет, но ты наш.
– Бурцев хлопнул Введенского по плечу.

А если Дима прав, с тревогой подумал Введенский. Участие в этом радикальном, антиклерикальном движении Вера уж ему точно не простит.

– Предупреждаю, я буду всеми силами стараться держаться в стороне.

– Держись, - засмеялся Бурцев, - только все равно ничего не получится.
– Он вдруг стал серьезным.
– Ты же историк, неужели не понимаешь, что история - это карусель. И кто попадает в нее, того она и начинает кружить.

– Я попал?

– Да, Марк, и от тебя уже мало что зависит. Скоро ты в этом убедишься.

У Введенского сжалось сердце от предчувствия правоты друга. Хотя до сегодняшнего момента он никогда не считал его пророком.

– Посмотрим, - все же решил не соглашаться с ним Введенский.
– А теперь прошу, отвези меня домой. Что-то я немного устал.

Но усталость тут была ни причем, ему вдруг остро захотелось остаться одному. Бурцев друг и много для него делает, но сейчас Введенский испытывал по отношению к нему раздражение. Он вовлекает его в события, в которых он бы предпочел не участвовать. Он ученый и хочет им оставаться до конца своих дней. А свергать прогнившие политические режимы не его миссия. И даже не понятно, почему Дима так упорно хочет, чтобы он бы поучаствовал в этом деле. Впрочем, сейчас его больше занимают другие проблемы.