Второе рождение Жолта Керекеша
Шрифт:
– Но ведь горел не фитиль.
– А кто его знал, что там горит, господин главный врач! Это я уж после узнал, а тогда крепко забеспокоился…
– Скажите, господин Липтак, ищейка что-нибудь обнаружила?
– Так ведь тогда она где была, извиняюсь, ищейка? Не было ищейки. Был я один. И, само собой, без промедления спустился вниз поглядеть…
– Дым шел из подвала, это мы знаем! – так же нетерпеливо сказал Керекеш.
– Ах, господин Липтак, нам очень хочется знать, кто мог это сделать. Возможно, кто-нибудь из жильцов забыл зажженную свечу… – вмешалась в разговор мужчин
– Вот и я про то же хотел бы знать: кто это сделал?! Но тогда еще, извиняюсь, вопрос не стоял, кто сделал, а кто не сделал. Тогда, извиняюсь, валил тучей дым, и я, покамест прибыл в подвальный этаж, совсем и начисто задохнулся. Надо было тушить, извиняюсь, пожар. А когда у тебя перед глазами пожар, ты, извиняюсь, не думаешь, что да как, а берешься этот пожар тушить. Само собой, ежели можешь. Ежели, значит, можешь. Ну, прав я, по-вашему, или неправ?
– Правы, – процедил сквозь зубы доктор Керекеш, призывая взглядом на помощь жену.
Магда пожала плечами.
– Позвольте налить вам еще, господин Липтак, – любезно предложил Керекеш.
– Потребляю я это редко. Но сегодня я заслужил. Да.
– Вам благодарен весь дом, – сказала Магда.
– Время мое, к сожалению, истекло! – Керекеш вскочил и схватил портфель.
Липтак перепугался и вмиг изменил тактику.
– Много всякого плетут люди. И про вашу семью тоже плетут, господин главный врач. А вернее, про Жолта. Сами понимаете – бабы. Ну, и судачат, мелют языком без толку, без умолку.
Керекеш потянулся за своим пиджаком.
– Ну, я милиции так и сказал, – продолжал Липтак, – об жильцах нашего дома чтоб ни гугу.
Рука Керекеша остановилась, держа на весу пиджак.
– Я прямо так и сказал: не такой он парень, этот Жолт.
– Что значит «не такой»? – спросил сквозь зубы Керекеш.
– Ну, как прошлый вон год был еще взрыв… потом похищение персиков…
– Каких персиков?
– Э-э, господин главный врач! Кому есть дело до каких-то там, извиняюсь, дерьмовых персиков… И было всего-то их несколько штук, и давно это было, а может, и вовсе не было. Только вот мадам Гечеи дала показания, и записали ее показания в протокол. Вот в чем беда. Записали, что Жолт любит поджоги и что Гечеи видела, как он прилаживал шнур.
– Шнур?
– Ага, шнур. Запальный шнур. Веревку обмазал варом…
– Но ведь это было на прошлогоднее рождество, когда он хотел устроить бенгальский огонь, – перебила Липтака Магда. – Я поговорю с мадам Гечеи.
– Мы ни с кем говорить не будем! Хватит! – дрожащим голосом сказал Керекеш. – Благодарю вас, господин Липтак.
Почтальон не шевельнулся.
– Господин главный врач, покамест я здесь, – снисходительно сказал он, – бояться вам нечего.
Я не боюсь, господин Липтак, но…
– Протокол этот – тьфу. Уж я, господин главный врач, о том позаботился.
– Вот как! И что же?
– «Ха-ха, старший сержант, – старшему я сказал. – Хо-хо, говорю, знаем, знаем, ветер откуда дует». А старший только глазами хлопает. Во!
– Откуда же дует ветер, господин Липтак?
– Вот я и спрашиваю: «Кто взломал ту лавчонку, господин старший сержант? И кто стащил у Гашпаров дамскую, извиняюсь, сорочку? Не хочу я этим никого обижать… Кто переманил ирландского сеттера, вот что скажите мне, господин или товарищ старший сержант» …Никогда ведь не знаешь, как обратиться, чтоб не обиделся ненароком…
– Вы совершенно правы, господин Липтак, за обращением надо очень следить, – заметила Магда, разыгрывая сочувственное внимание.
Почтальон оторопел. Потом покосился на Керекеша, повертел в руках пустую рюмку, хотел что-то сказать, но Керекеш его опередил:
– Послушайте, господин Липтак, меня интересует один лишь момент. Если я вас правильно понял, то на основании показаний, данных мадам Гечеи, мой сын… возможно, оказался на подозрении. Известно об этом вам что-нибудь или нет?
– А то как же, чтоб неизвестно, господин главный врач! Кто, как не я, навел милицию на след?
– Прекрасно, вы навели на след…
– Я и Бижу.
– Кто такой Бижу?
– Бижу? Да ищейка же. Вон у кого, извиняюсь, нюх так нюх. Можно сказать, замечательный нюх. С ходу определила преступника.
– Значит, преступник известен? – спросил Керекеш.
– А как же! Я так старшему сержанту и сказал, когда прибыли мы в тот дом. Знаете, тот франтоватый дом на склоне горы… Я супруге своей говорю: «Не дом, а загон для овец, черт бы его побрал… делают из стекла загон овечий для хулиганов».
Керекеш швырнул портфель. Магда поняла, что он сейчас вспылит, и сделала успокаивающий жест.
– Так что же вы сказали старшему сержанту, господин Липтак? – кротко спросила она.
– «Мы на месте, господин старший сержант», – вот что я ему сказал.
– Вы это ему сказали, – проговорил задумчиво Керекеш, и с лица его словно смыли выражение страха. – Выпейте, прошу вас, еще стаканчик!
Почтальон расплылся в благодарной улыбке. С молниеносной быстротой он опрокинул коньяк и теперь уже без смущения стал рассказывать дальше, вволю расплескивая «философские речения», густо отдающие духом пивной.
– Так вот и было, господин главный врач. Я не очень-то привычный, чтоб ошибаться, я и погоду предскажу вернее, чем весь метеорологический прогноз. Всех я в округе знаю. Как же мне было жулика не узнать? Ну, само собой, дело это нелегкое, и надобен ко всему свой, особый подход. Вон и сам господь бог мир наш творил целых шесть дней. Нашли, значит, главного педагога, только он был не директором, директор толстый, а этот длинный и тощий, как старый сухарь… Собаку в институт, мол, приводить запрещается. Ну, посмеялся же я до упаду: дескать, тут тебе институт и все тебе тут запрещается. Старший, значит, сержант в момент ему объяснил, где, стало быть, раки зимуют. Мигом жуликов привели, рядком выстроили, и собака перед ними прошлась раз, два и три. Ну, думаю, пришло время взяться за дело мне. А старший сержант мне бормочет: молчи. И тут собака – вы не поверите, господин главный врач, – останавливается перед белобрысым одним хулиганом и давай тыкать носом в его штаны… Только что человеческим языком не сказала: вот он, жулик этот, злодей!