Второй долг
Шрифт:
Мне не нужна была вода, чтобы утонуть. Мой страх эффективно сделает всю работу.
Это были качели1.
Испуганное хихиканье поднималось в моей груди. Я любила качели. Мы с Ви часто вдвоем качались на них, когда были детьми.
Но это были не просто какие-то качели.
Эти разрушили все счастливые воспоминания, когда-либо связанные с качелями. Я никогда бы не села ни на одни снова.
Не после сегодня.
Не после этого.
Джетро не смотрел, он поглаживал ближайший к нему конец,
В общей сложности было четыре ремешка.
Я проследила глазами длину качели, сфокусировалась на центре, прежде чем стиснула зубы и вынудила себя уставиться на конец.
Вот где я буду находиться.
Конец не был гладким или классическим. Он был видоизмененным. Это было... кресло.
Простое деревянное кресло с манжетами для запястий и лодыжек. Не было никаких подушек или роскоши — тюремная камера, подвешенная над глубоким прудом. Оно было направлено лицом к воде, и я не смогу видеть, что произойдет на берегу.
Это было хуже, чем любой столб порки или подземелье.
Джетро наклонился над деревянной балкой, из-за чего кресло раскачивалось над сверкающей водой. Оно двигалось как неудержимое, паря без усилий, раскачиваясь в мою сторону, как будто знало, что мне суждено сидеть на нем.
Я отошла назад, споткнувшись в спешке.
И врезалась во что-то твердое и теплое. Подпрыгнув, сглотнула крик, когда сильные пальцы Кеса обхватили мое плечо, потирая меня большими пальцами.
— Доверься нам. Мы не позволим тебе утонуть. Мы знаем, что ты не виновна в колдовстве, и нам не нужно доказательство этого путем отнятия твоей жизни. — Его голос понизился, едва различимый моими ушами: — Задержи дыхание и отвлекись. Не борись. Не сопротивляйся.
От кружащих движений его пальцев меня тошнило. Его доброжелательность делала все только хуже. Дернувшись из его хватки, я выпрямилась, дрожа.
— Не прикасайся ко мне.
В его глазах появилась боль, и по какой-то необъяснимой причине я почувствовала, что задолжала ему объяснение.
«Мне так холодно».
Страх украл все.
Я никогда не дрожала так сильно — никогда не была так напугана. Мои зубы застучали сильнее, и я прикусила язык. Боль вспыхнула, и струйка крови потекла в мой рот.
Джетро встал рядом со мной и вытянул руку.
— Готовы, мисс Уивер?
«Нет.
Я никогда не буду готова для этого».
Я затихла, сглотнула кровь и каждое желание умолять.
Если бы мы были одни, я бы упала на колени и обняла его за талию. Я бы послала к черту все приличия и самоконтроль. Я бы пообещала что угодно, отдала ему все, если бы он остановил это.
Пожалуйста, не делай этого.
Он сощурил глаза, сверкающие от гнева. Его семья наблюдала за каждым движением.
И вот когда стало все понятно. Не было никакого выхода. Он смирился. То же самое следовало сделать и мне.
Опустив голову, позволяя
— Тебе нужно сказать это, — пробормотал Джетро. — Скажи это вслух. Признай, что заслужила это.
Закрыв глаза, я немного умерла изнутри. Заставив себя поднять голову, я представила себя ему.
Джетро схватил мое запястье, его холодное прикосновение ощущалось как вечная мерзлота для моего уже замерзшего тела.
Потянув, он вытащил меня из пентаграммы и повел к креслу.
— Вы все еще не сказали это, мисс Уивер.
Моя паника стала физической, как будто в моем рту был кляп. Я боролась со словами. С одним простым словом.
Подойдя к стулу, я прошептала:
— Да. Я признаю, что заслужила это.
Джетро издал искаженный шум в груди.
Я закрыла глаза.
Все было кончено.
Привязать ее было одним из самых трудных гребаных действий, которые я совершал.
Не потому что моя семья наблюдала, и у меня не было ни малейшей чертовой возможности испортить взыскание долга.
И не потому, что в моем сердце таял лед.
И даже не потому, что я был так чертовски близок к потере самообладания и вероятность показать всем, кем я был.
А потому, что я обещал себе, что в следующий раз, когда буду удерживать ее, она получит удовольствие, а не боль.
Я хотел, чтобы она извивалась под моим языком, пока была связана. Я хотел попробовать ее, когда она кончит для меня и время для нее остановится. И я хотел, чтобы звуки ее восхитительных стонов заполнили мой слух, в то время как она была бы связана и находилась в моей в ловушке.
Я хотел, чтобы она сдалась мне. Доверилась мне. Чтобы дарила мне каждое отдельное наслаждение, которое могла почувствовать.
Когда я трахал Нилу в ее покоях во второй раз, я дал обет, взять ее без остатка. Для того чтобы разделить с ней мой путь... весь путь.
Это означало, что я хочу забраться глубокой ей под кожу; заполучить ее сердце и разум. Мне уже было недостаточно владения лишь ее телом. Одно ее тело было не в состоянии дать мне то, чего я жаждал. Только ее полное подчинение и неизмеримая любовь способны сделать это.
Я нашел бы время. Дни, чтобы извлечь все, что она должна была дать мне. Слово «пытка» связано со словом «извращение». И я бы извратил эмоции Нилы так, что она несла бы меня в своем сердце вечность. Я обрел бы дом внутри нее так, что, наконец, смог бы быть свободным, черт побери.
Она может дать мне лекарство, которое я больше нигде не могу получить. Она может перенаправить всю мою боль во что-то... что-то большее.
Я хотел большего.
Я хотел все.
И сейчас я остался ни с чем.