Второй фронт
Шрифт:
Зеленогорск известен своими колючими ветрами. Бывает, в жару, при безоблачном небе, вдруг налетит с гор этакий «баргузин», взовьет такие тучи пыли, что носа не высунешь из дома. Так было и на этот раз. С утра стояла ясная, тихая погода. Варвара Семеновна вместе с мужем уехала в город, проветрила квартиру и принялась просушивать на балконе шубы.
Большой многоэтажный дом ИТР тракторного завода, где жила семья Клейменовых, был построен квадратом в виде сруба. Только с южной
Развесив теплые вещи на балконе, она и сама присела там же на стуле, развернула свежую газету. Прочитав сводку Совинформбюро об оставлении Красной Армией Смоленска, она тяжело вздохнула. Перед ней, как на экране, встали оба ее сына — Максим и Егор, какими она их видела перед отъездом. На глаза навернулись слезы. Варвара Семеновна отложила газету и, поднеся к глазам платок, тихо заплакала. «Что-то с ними? Где-то они теперь, бедные? Сколько времени прошло, и хоть бы какая весточка…»
Во дворе, засаженном тополями, березами и акациями, было тихо. От жары даже кошки попрятались в тени кустов. Только дворничиха Пелагея нарушала тишину всплесками воды, поливая асфальтовую дорогу.
Вдруг внизу послышались чьи-то шаги. Варвара Семеновна привстала, взглянула за перила и встретилась взглядом с соседкой.
— Ты чего это, Семеновна, выволоклась на балкон с шубами-то? Али не чуешь, что на улице-то деется?
— А что такое, Ефимовна?
— Ветрище метет-кутет — не приведи бог! Мне и глаза и рот пылью забило, пока из бани плелась. Не видать ничего, еле свой дом нашла.
— А здесь тихо, спокойно.
— Вот ужо и здесь завьюжит. Гляди, небо-то как потемнело.
— И верно! — всплеснула руками Варвара Семеновна. — Поднимайся, Ефимовна, поможешь мне управиться. Я всю одежу на балкон вытащила.
— Иду, иду! — заторопилась соседка. Войдя, она перекрестилась и, поставив на пол кошелку, из которой торчал черенок веника, спросила:
— Нет ли у тебя кваску, Семеновна? Опять свой проклятущий радикулит парила. Вроде чуток полегчало, пить охота — спасу нет.
— Чайком напою, милая, только ты помоги мне сначала.
— Давай, давай! Как же не помочь…
Перетаскав вещи в комнату, они притворили двери на балкон.
— Погодь, Семеновна, никак машина к кому-то? Видишь? А за ней грузовик с сундуками да чемоданами.
Варвара Семеновна всмотрелась.
— Это чьи-то чужие приехали. Видишь, из легковой вышли женщины, одетые не по-нашенски.
Три женщины: одна пожилая, а две молодые, нарядные, взяли за руки девочку-толстушку и мальчика лет восьми — пошли в дом. Их сопровождал мужчина в шляпе и белых брюках.
Из кабины грузовика выскочил здоровяк с черными усиками, в легком картузике, стал распоряжаться. За ним — молодой, схватил чемодан и ушел вслед за женщинами.
— Глянь-ка, глянь-ка, Семеновна. Пионину привезли. Видать, богатые. Э, да я догадываюсь, Семеновна, что это за гости, — зашептала Ефимовна, сняв с седой головы платок. — Это сродственники директора. Приехали из Москвы. На днях комендант сказывал, что для них готовили квартиру, отгородив две комнаты от детского сада.
— Что, работать сюда? — спросила Варвара Семеновна.
— Какое… Просто от войны бегут..
— Вакуированные?
— Вот, вот! Это самое… Только не похожи на настоящих-то вакуированных.
— Почему не похожи?
— Да совсем не родня. Тех я видела около станции — табором обосновались, как цыганы. Что женщины, что ребятишки — страшно смотреть. Худющие. Прямо — одни глаза. Одеты во что попало. Узелки при них и боле ничего.
— Вроде как беженцы?
— Беженцы они и есть. Под бомбами убегали от немца. Прямо одни слезы. А эти, ишь! Гладкие да разодетые… Может, и войны-то не нюхали.
Во двор ворвался ветер, зашумел, засвистел, запушил пылью. Здоровяк в светлом картузике, шофер и грузчик принялись таскать чемоданы. Скоро их совсем не стало видно в пыльной коловерти…
— Я думала, что война для всех война! А оказывается, кое-кого и она минует, — вздохнула Ефимовна и села к столу. — У тебя-то, Семеновна, ладно ли с сыновьями?
— Вот уж скоро месяц, как ни слуху ни духу.
— Вот и мой Мишенька будто в воду канул. И как я не удержала — понять не могу. Будто у меня в те поры руки-ноги отнялись… Надо было броситься на шею и не пускать. Ведь только школу кончил.
— Что ты, Ефимовна, да разе мыслимо было удержать… Чай, не старое время.
— Этак, этак, голубушка.
— Ой, да что я заболталась? У меня же чайник поставлен, — спохватилась Варвара Семеновна, ушла в кухню и вернулась с кружкой квасу.
— Пока чайник не закипел, попей-ка кваску домашнего. Я с дачи прихватила.
— Спасибо, голубушка. Спасибо! У меня от бани да от ветрища все внутри пересохло.
Выпив полкружки, она передохнула и допила все.
— Ох и квасок, аж шибает в носок! Давно такого не пивала.
— Свой, домашний…
В дверь резко постучали.
— Батюшки, уж не телеграмма ли?
Варвара Семеновна поспешила в переднюю, впустила коменданта и с ним еще троих.
— Это комиссия с завода, — сказал комендант, поздоровавшись, — учитываем жильцов и площадь. Скоро должны приехать эвакуированные из Северограда.
— Чего у нас-то учитывать? — сказала Варвара Семеновна. — Чай, сами знаете — десять ртов.
— Четыре комнаты занимаете? — спросил пожилой, в чесучовом пиджаке.
— В одной мы с мужем, в другой сын с женой и двумя малышами, в третьей дочь-солдатка и сынишка, а в проходной старики.