Второй фронт
Шрифт:
Татьяна, глубоко дыша, опустилась на диван. Федор почувствовал, что нащупал самое чувствительное место в ее душе. Он схватил ее за руки, стал на колени, заговорил горячо и страстно:
— Я у ваших ног. Я — Федор Колесников, который не склонял головы ни перед одной женщиной. Я полюбил вас всем сердцем и готов на все. Хотите, я завтра же разведусь с женой, только скажите, что я могу надеяться.
На Татьяну смотрели страстные, красивые глаза, в которых отражались отсветы заката, придавая им что-то
Но Федор, привыкший к успеху у женщин, встретив такое решительное сопротивление, увидев женщину, непохожую на других, вдруг растерялся и снова заговорил о своей любви. Татьяна мигом опомнилась, высвободила свои руки.
— Встаньте, Федор Степанович. Встаньте! Вы должны быть благоразумны и не поддаваться минутным порывам.
Это было сказано так повелительно, что Колесников встал, отряхнул колени и как побитый щенок сел в угол своего дивана.
— Я никогда не был так унижен, Татьяна Михайловна.
— Вы плохо думаете обо мне, Федор Степанович. А я отношусь к вам очень, очень хорошо. Гораздо лучше, чем вам это кажется.
— Правда? — Федор вскочил и снова бросился к ней, дрожащими руками сжал ее пальцы.
— Да, да, правда, — с легкой улыбкой сказала Татьяна. — Но сейчас вы должны послушать меня.
— В чем? Я готов! Я готов сделать все, все, что вы прикажете.
— Рядом — свободное купе. Идите туда и ложитесь спать. Успокойтесь…
— Что? Оставить вас?
— Но вы же только сейчас дали слово.
— Как?.. Ах, как же я мог… — сказал Колесников и, рванув дверь, вышел в коридор.
Татьяна тут же выставила в коридор его портфель, положила на него плащ и шляпу, закрыла дверь на защелку.
Прошло минуты две, Колесников устыдился самого себя и рванул дверь — она, щелкнув, открылась на вершок.
— Татьяна Михайловна, откройте, я должен вам сказать…
— Нет, нет, Федор Степанович. Вы очень возбуждены. Вы должны сдержать свое слово… Я ложусь спать, — сказала учтиво, но решительно Татьяна. — Спокойной ночи!
Колесников потоптался у двери, повздыхал и, обозвав себя «ослом», пошел спать в соседнее купе.
Последнее время Махов как-то особенно сблизился и подружился с североградским конструктором Уховым. Оба совсем непохожие внешне: Махов — большой, грузный, с крупным волевым лицом, резковатый и властный; Ухов — небольшого роста, облысевший, круглолицый, добродушно-застенчивый. Но, несмотря на внешнюю несхожесть и противоположность характеров, в них было что-то общее, роднившее и сближавшее их. Это общее — была их одержимость.
Оба были готовы сгореть на работе, лишь бы выполнить свой долг. Оба жили на заводе на казарменном положении и почти не выходили из цехов.
Если же выдавались свободные минуты, что случалось лишь ночью, Ухов приходил к Махову выпить стакан чаю, послушать последние известия, взглянуть на карту с флажками, что висела в закутке на тыльной стороне старого шкафа.
В первых числах октября, когда развернулось невиданное по своим размерам сражение за Москву, в переоборудованных цехах тракторного завода шла ожесточенная битва за танки.
Огромный сборочный корпус, оснащенный мощными портальными кранами, был полон шума, гула, грохота большой, не утихавшей работы. Тут трудились и опытные слесари-сборщики, и подсобники, и старики-пенсионеры, и женщины, заменившие взятых в армию мужей, и подростки-фабзаучники.
Подростки шкурили, очищали от ржавчины и окалины могучие броневые корпуса; старики-пенсионеры собирали отдельные узлы механизмов; слесари-сборщики монтировали ходовые части из привезенных из Северо-града деталей.
Ухов, зная, что у местных слесарей нет опыта по сборке танков, провел с ними большую и сложную работу. Тяжелый танк КВ, привезенный из Северограда перед войной, дважды разбирался до основания и дважды собирался снова. Этот наглядный инструктаж очень помог. Местные слесари-сборщики стали работать уверенней.
Ухов, неустанно следя за ходом сборки, с нетерпением ждал прибытия эшелона 18—16, в котором должны были привезти из Северограда дизельные моторы для танков.
Эшелон этот, по сведениям, полученным из наркомата железнодорожного транспорта, должен был прибыть вечером.
Эшелон 18—16 прибыл только ночью. Ухов вместе с начальником сборочного цеха Костроминым сам обошел, осмотрел все платформы и не увидел ни одного мотора.
— А где же дизельные моторы для танков? — спросил он начальника эшелона, пожилого военного.
— Не знаю… Я доставил лишь то, что было погружено.
— И не слышали про моторы?
— Может, их на барже везли?
— Может быть, а что?
— Я слыхал, что немцы потопили две баржи с оборудованием.
Ухов, ни о чем более не спрашивая, пришел к Махову и без сил повалился в кресло.
— Что, Леонид Васильевич? Неужели моторы не привезли?
— Ни одного, — осипшим голосом сказал Ухов.
Махов ждал этот эшелон, надеясь, что североградские моторы позволят им собрать сорок танков, и вдруг…
Он встал и большими шагами заходил из угла в угол:
— Зарезали… Прямо зарезали без ножа…
— Может, нажать на приднепровцев? — робко посоветовал Ухов.
— Они же не могут ковать коленчатые валы. Шабот еще не обработан… И главное — нет для него фундамента. Может, вы — конструкторы — придумаете, как соорудить фундамент в работающей кузнице?