Второй фронт
Шрифт:
— Ну, что случилось, Паша?
Тот подал ему в зажиме мокрый снимок. Юдин внимательно посмотрел на свет.
— Да, скверно. Найди Ольгу Петровну и сам будешь ассистировать.
Клейменов вдруг пришел в сознание. Его тут же стали готовить к операции. Юдин ушел в соседнюю комнату, надел клеенчатый фартук и стал тщательно мыть руки…
На редкую операцию Юдина собрались все свободные хирурги из других отделений.
Когда высокий, худой Юдин в фартуке и белой шапочке вошел с протянутыми руками, с длинными, тонкими, как у пианиста, пальцами,
Операция проходила в полнейшей тишине. Все зачарованно смотрели на сосредоточенное лицо профессора, на его мягкие и уверенные движения. В тишине лишь раздавался его глуховатый, но властный голос: «Ланцет!.. Зажим! Еще зажим! Новокаин!..» Все его указания сестрой и Андросовым выполнялись быстро и четко.
Скоро звякнул, заставив всех вздрогнуть, брошенный в таз стальной осколок. Потом так же звякнул второй.
— Еще новокаин! Еще! Тампоны!..
Голос Юдина стал как-то слабее и глуше. Чувствовалось, что он устал и трудится из последних сил.
Андросов сосредоточенно следил за каждым движением и был готов немедля стать на его место, но профессор держался.
— Ножницы! Зажим! — В таз мягко шлепнулся обрезок кишки.
— Иглу! — сказал Юдин и, поправив очки, склонился над оперированным.
Андросов, такой же бледный, как и Юдин, мысленно повторял все его движения.
Когда были обрезаны рваные концы и сшиты все кишки, Юдин выпрямился, глубоко вздохнул и попросил, чтоб ему еще раз показали снимок.
— Так… — сказал он и снова попросил новокаин… Расправив и осторожно уложив кишки, он принялся извлекать осколок из легких.
Андросов взглянул на большие часы и вздохнул. Прошло уже два часа.
— Вон он где! — сказал Юдин, извлекая ланцетом осколок. — Легкие пробиты насквозь… Иглу!..
На лбу профессора выступили мельчайшие капельки пота.
— Сергей Сергеевич! Может, присядете? Передохнете минутку? — спросил Андросов.
— Воля, Паша, воля! Надо воспитывать ее в себе. Я еще держусь.
Лишь когда были сделаны на легких последние швы и закрыта брюшная полость, Юдин устало опустился на белую, круглую табуретку.
— Кажется, все, Паша. Зашивать будешь ты.
Андросов встал на его место. Взял иглу.
Нина Сергеевна робко приблизилась к профессору:
— Сергей Сергеевич, неужели будет жить?
— Что, мечтаешь замуж за него выйти?
— Ой, что вы. Просто жалко, ведь молодой…
— Круглосуточное дежурство и заботливый уход! — сказал профессор и, пошатываясь, вышел из операционной…
Глава десятая
Бывают на свете люди, которым всегда и во всем сопутствует удача. Таким был Федор Степанович Колесников — главный инженер Малинского завода. Он появился на свет в счастливый день, когда окончилась русско-японская война. И с этого дня ему всегда светило солнце и улыбалась фортуна.
Он родился в состоятельной семье петербургского профессора-хирурга, и детство его было безоблачным. В революцию и гражданскую войну он был подростком, и раскаты грозных бурь прошли для него стороной.
Природа одарила его крепким здоровьем, красивой внешностью, недюжинными способностями, мягким, уживчивым характером. Он был хорошо воспитан, начитан, с детства знал языки, не чуждался искусства и главное — умел ладить с людьми.
Шутя окончив институт, он был послан на строительство Магнитки, когда главное там уже было сделано. Но, находясь при начальстве, он проявил себя с лучшей стороны и уехал домой с орденом.
В это время на Малинском заводе создавали первый советский блюминг. Поехал туда. Ему опять повезло. Будучи на виду, он, хотя, казалось бы, ничего значительного не сделал, но опять был удостоен награды и как орденоносец принят в партию…
Потом его, как инженера-коммуниста, знающего английский язык, послали в Америку консультантом по закупке оборудования. А когда вернулся, был назначен главным механиком. Перед войной он сменил ушедшего на покой главного инженера, став в тридцать шесть лет самым влиятельным на заводе специалистом.
Еще до поездки в Америку он увлекся примадонной из гастролирующей в Северограде какой-то южный оперетты. Примадонну звали Мэри. Он сделал предложение, женился и был счастлив.
В Америку уехал с женой, оставив теще двух девочек-близнецов. Мэри по возвращении мечтала снова пойти на сцену, тем более что ей удалось приобрести отменные туалеты.
Но, будучи в Техасе на ковбойских скачках в сильную жару, она выпила стакан ледяной кока-колы и схватила ангину. После болезни у нее пропал голос.
До этого вся жизнь с Федором Колесниковым ей представлялась красивой феерией. Она словно бы жила на сцене, играя роль принцессы.
И вдруг, вернувшись на родину, она как бы проснулась от волшебного сна. В буднях реальной жизни с нее как пелена упала вся театральная мишура. Она предстала перед Федором сама собой — злой, завистливой мещанкой.
Федор Степанович отнесся к этому спокойно и стал искать счастья на стороне. У него появилась любовница в Сестрорецке, куда он ездил на завод, и еще одна — в Северограде.
Если б Мэри была поумней, она бы не устраивала домашних «мелодрам» и сумела бы удержать мужа при себе. Но бесконечные скандалы его угнетали, отпугивали, заставляли бежать из собственного дома. Он уже хотел бросить все и уехать куда-нибудь, но тут разразилась война…
Злую жену вместе с дочками, тещей и свояченицей пришлось везти на Урал. Но он не забыл и о Кити из Северограда. Она была оформлена на завод, тоже приехала в Зеленогорск и даже получила комнату с отдельным входом…
На заводе Колесников встретил старого знакомого по наркомату, Черепанова, и тот, зная и ценя деловые качества Федора Степановича, рекомендовал его на должность главного инженера.