Второй фронт
Шрифт:
— Нет, этого не было. Мы же не делали больших переходов. На это не могу пожаловаться, — сказал Максим.
— А какие еще недостатки в КВ отмечают фронтовики? — спросил Колбин.
— Считают, что не мешало бы помощней пушку. А то она такая же, как на «тридцатьчетверке».
— Ленинский завод перед войной выпустил несколько десятков КВ со стопятидесятидвухмиллиметровой пушкой, — добавил Ухов. — Может, к этому и вернемся.
— Вот хорошо бы было! — воскликнул Максим.
— Еще есть вопросы? — спросил Колбин.
— Нет.
Колбин поднялся и полол руку Максиму:
— Спасибо вам, товарищ Клейменов. Ваши советы и пожелания будут учтены. Давайте работать вместе. Ко всем, товарищи, одна просьба: думайте! Думайте! Думайте! Ищите новые, смелые решения. Приходите с ними ко мне, к Ухову. Только общими усилиями мы сможем создать грозную машину, в которой бы не было уязвимых мест…
Белоголовый подросток Саша Подкопаев, или «Приемыш», как его называли в доме ИТР, работал на сверлильном станке во втором механическом цехе. Теперь, когда подросткам по распоряжению наркома организовали дополнительное питание, все они заметно окрепли и повеселели.
Сашка, все эти месяцы тяжело переживавший гибель матери, сестры и смерть отца, прижился у Клейменовых, стал разговорчивее и забывался на людях. Он окреп физически и обрел черты и повадки взрослого человека. Даже разговаривал неторопливым, еще не устоявшимся басом. Но иногда у него прорывались мальчишеские выходки. Как-то, идя с завода вместе с другими, он увидел перебегавшую дорогу кошку, схватил ледышку и швырнул… А когда он становился к станку, то снова чувствовал себя взрослым, работал сосредоточенно, сознавая всю ответственность за порученное дело.
Но сегодня, придя с обеда, Сашка долго не запускал станок, а, усевшись на край ящика, служившего ему подставкой, мастерил из тонкого железного прута и обрезка трубки какое-то сооружение. Согнув конец прута в виде маленького треугольника, он остался доволен, даже залюбовался своей конструкцией. Потом достал из кармана подобранную на полу сияющую латунную втулку, вставил в нее трубку и, разогнув треугольник, нанизал на прут трубку и втулку, снова загнул короткий конец. Получился маленький каток на длинном стержне.
«Вот это конструкция!» — восхищенно прошептал Сашка и, выскочив в длинный проход между станками, где горели костры, погнал, покатил «золотую втулку», радостно крича.
В конце цеха Егор, возвращавшийся с обеда, как раз о нем разговаривал с мастером Хлыновым.
— Ничего, парнишка старательный. И ведет себя хорошо, — похвалил мастер. — Многие и курят, и за водкой бегают, а этот прямо золото…
Вдруг мастер, услышав заливистый крик, обернулся.
— Ба! Глянь-ка, Егор! Уж не твой ли? Он и есть. Вот бесенок.
Прямо на них, увлекшись, Сашка мчался со своим катком.
— Сашка! Ты очумел, что ли? — сердито закричал мастер. — Сейчас же марш к станку! Видишь — все работают.
— А что, уж и поиграть нельзя, — остановился в смущении Сашка. — Ведь сегодня праздник.
— Какой это праздник? — подступая к нему, спросил мастер.
— Наши освободили Ростов.
— Чего, чего?.. Откуда ты знаешь?
— В столовой по радио говорили.
Мастер оторопело посмотрел на Егора.
— Ты не слыхал?
— Нет. Но раз Саша говорит — значит, верно.
— Я же сам слышал, — подтвердил Сашка.
— Важно! — подобрел мастер. — За такое известие — прощаю тебя, но сейчас же к станку. Вот прогоним немцев — тогда наиграешься.
— Иди, Сашок, иди! — сказал Егор. — Раз наши начинают колошматить немцев — в танках большая нужда. Нам надо им помогать. Беги!
— Иду! — крикнул Сашка и, повернув каток, побежал к своему станку.
Восьмого декабря прилетела с фронта группа танкистов за новыми танками. Военпред Чижов привел к Махову невысокого, плотного командира в солдатском белом полушубке, в тяжелых валенках.
— Вот, Сергей Тихонович, познакомьтесь, это — посланец с фронта.
— Командир танковой роты Семериков, — представился военный. — К вам просьба, товарищ главный инженер. Прошу дать нам еще по одному комплекту запасных шестерен в каждый танк.
— Это зачем? — спросил Махов. — Вы что, в Берлин собираетесь?
— Пока нет, товарищ главный инженер, но вам по секрету скажу: позавчера наши войска под Москвой перешли в решительное наступление. Немецкая оборона прорвана в нескольких местах. Войска устремились в прорывы. Чтоб развить наступление, нужны танки. И такие, которые бы не останавливались на полпути. Вот почему я прошу запасные комплекты шестерен для коробки скоростей.
— Ясно, товарищ командир. То, что вы сообщили, радует и вселяет надежду на успех. Дадим не только но два — по три комплекта на каждый танк. Но скоро пойдут танки с новой коробкой скоростей, на которых можно делать любые переходы. Скажите фронтовикам, что в ответ на их победы мы ускорим выпуск танков…
Проводив танкиста и военпреда, Махов заходил по кабинету в радостном волнении. «Неужели началось? Даже не верится… Ведь ни в газетах, ни по радио ничего не сообщают… Или я проморгал?..» Он подошел к столу, взял несколько газет с этажерки, перелистал. «О наступлении под Москвой ни слова…»
Никому не говоря о разговоре с танкистом, Махов не переставал думать об этом. Вечером внимательно прослушал последние известия, и опять — ни слова… «Странно. Уж не подшутил ли танкист, чтоб выпросить лишние комплекты шестерен? Нет, такими делами не шутят… Видимо, наши решили не сообщать до поры. Очевидно, стратегия…»
Десятого он проснулся раньше обычного: еще было темно. Взял наушники и услышал знакомый сочный голос диктора: «В последний час! Еще удар по войскам врага!»
«Ого. Вот оно! Значит, танкист не обманул…» — Махов сел на кровати и стал слушать: