Второй фронт
Шрифт:
Кирпичников подписывал какие-то бумаги.
— А, Лихобабов! — увидел он вошедшего. — Садись. Я сейчас освобожусь… — Он минуты две подписывал бумаги, потом захлопнул кожаную папку и, отодвинув ее, взглянул на начальника отделения милиции.
— Ну, что, Лихобабов? Как дела?
— Давят на меня — спасу нет. Чуть не за горло берут… А следствие ни с места. Свидетели, которых указал Оптима, отказываются, говорят: «Мы ничего не видели».
— Ты же без предъявления
— Не имею… А как же быть?
— Освободи под расписку о невыезде, пусть парень работает.
— А если сбежит?
— Куда он денется, на всех дорогах посты.
— Это верно. Теперь не убежишь… Так, думаете, выпустить под расписку?
У Кирпичникова уже был продуман план, как спасти Никиту, но он сделал вид, что ему нет дела до этого Орехова. И как бы между прочим сказал:
— Отпусти ты его к лешему, а со следствием, раз нет свидетелей, не торопись. Пошумят и забудут… Подумаешь дело — прощелыге морду побил…
— Ладно, сейчас приду и распоряжусь, — поднялся Лихобабов.
— А вообще-то как у тебя на участке?
— Пока спокойно.
— Ну, будь здоров! — сказал Кирпичников и, пожав руку Лихобабову, проводил его до двери…
Вернувшись за свой стол, он тут же позвонил начальнику сборного пункта Худоровскому:
— Виктор Осипович? Узнаешь? Да, я, здорово! Дело продвинулось, завтра его можешь забрать. Только смотри, чтобы у тебя не задержался. Что? Послезавтра отправка? Очень хорошо. Так я надеюсь… Ну, до встречи…
Вечером, когда вернулась Зинаида, Никита уже сходил в баню и, дожидаясь ее, читал газеты.
— Никитушка! — с радостным криком бросилась к нему Зинаида. — Отпустили? Совсем?
— Взяли расписку о невыезде. Шьют хулиганство.
— Что ты? Ведь Андрей Митрофанович обещался уладить.
Раздался звонок у двери.
— Кажется, он идет. Спроси сама.
Пышная, раскрасневшаяся у плиты Наталья Фирсовна сама открыла мужу, помогла раздеться. Тот поцеловал ее и, хлопнув по мягкому месту, заглянул в комнату к Никите.
— Ну, вернулся, буян? — сказал с усмешкой, но дружелюбно. — Пришлось мне лошадь пообещать за тебя одному начальничку.
— Чай, не свою, а казенную даешь? — сказала, заглянув в комнату, Екатерина Ефимовна. — Насовсем отпустили-то?
— Какое! — со вздохом присел на диван Андрей Митрофанович. — В тюрьму его хотят засадить за хулиганство. А это — пять лет!
— Ой, да что вы? — заплакала Зинаида. — Неужели ничего нельзя сделать? Ведь избил-то мерзавца, который отлынивает от фронта.
— Знаю. А что поделаешь? Тот при Васине…
— Васин там, на заводе, а в районе-то, чай, ты голова! — подступая к нему, сказала мать. — Какая же вы власть, если невинного человека защитить не можете?
— Есть только один выход — отправить Никиту на фронт.
— Батюшки! Да в уме ли ты, Андрюха? — запричитала Ефимовна. — Экое пережил Никита, и опять его под пули?
— Под пули не пошлют, у него же нога. А будет где-нибудь во втором эшелоне… А вернее всего его сактируют и отправят обратно.
— Значит, опять в тюрьму? — не унималась разволновавшаяся Ефимовна.
— Нет. Дело будет прекращено в тот же день, как узнают о его отправке на фронт. Такой закон.
— Кабы его призвали и оставили в тылу… али куда на другой завод перевели, — сказала Ефимовна.
— Чтобы его опять сцапали и в тюрьму?
— Уж лучше в тюрьму, чем под пули! — всплакнула Ефимовна.
— Нет, к черту! Вы мной не распоряжайтесь! — закричал Никита. — Сами садитесь в тюрьму, а я пойду на фронт!
Зинаида, заплакав, выскочила из комнаты, закрылась в ванной.
— Правильно решаешь, Никита! — похвалил Андрей Митрофанович. — Вон наши как начали колошматить немца. Может, скоро и войне конец.
— Ладно. Решено! — твердо сказал Никита. — Если вернусь живой, я этого проходимца руками задушу…
Выплакавшись, Зинаида вернулась в свою комнату. Родичи оставили ее наедине с Никитой.
— Что, Зинуша, боишься, что оставлю тебя в положении?
— Конечно страшно, Никита. И тебя жалко. Вдруг убьют…
— В самом аду был и уцелел, а теперь на передовую не пошлют…
Зинаида, закрывшись в ванной, не только выплакалась, но и обдумала случившееся. Ей казалось, что отправка Никиты на фронт для нее — спасение. «Пока он воюет, глядишь, родится ребенок… Скажу, что от переживаний преждевременные роды. Глядишь, и обойдется…»
Она подсела к Никите, нежно обняла его, стала целовать.
— Никитушка, дорогой мой, любимый. Я верю, что все будет хорошо, не унывай.
— А как же ты-то тут, Зинуша?
— Я с родителями. Они помогут… Жалко, что коротка была наша радость…
Никита скрипнул зубами и, ничего не сказав, привлек Зинаиду к себе…
На другой день он уже трясся в теплушке по извилистой дороге Урала…
На Куйбышевском заводе из курсов, созданных главным инженером Колесниковым, образовалась своеобразная школа сварщиков, готовившая хороших специалистов. Кроме того, по Уралу удалось собрать около ста опытных сварщиков, эвакуированных из разных мест.