Второй после Солнца. Часть вторая
Шрифт:
– Доложи просто: фаворит Её Императорского Величества, он же вундеркинд земли русской.
Через момент к Аркаше выбежал, конечно, толстый и, конечно, гладковыбритый хозяин земли рязанской.
– Это ты мандрагору 5 искал? – спросил с досадой Аркаша.
– Чего-с? – не разобрал воевода.
– Так, ничего, проехали. Ну, давай знакомиться. Меня тебе уже представили, теперь давай представим тебя мне.
– Воевода я, тутошний. Кавалер…
– Ну что ж, тутошний воевода, – прервал его Аркаша, – пойдём к тебе, отобедаем.
5
Мандрагора –
Навстречу Аркаше с почтительными ужимками уже спешили полицмейстер, пристав, смотритель училищ…
– Ну, как служите государыне? Хорошо или так себе? – спросил их Аркаша строго.
– Хорошо служим, хорошо, – раздались голоса. – Щас допьём, доедим и пойдём свой долг служить – народцем править.
– Я слышу речи патриотов – не нытиков, – сказал Аркаша то ли в шутку, то ли всерьёз – это уж кто как его понял. – Пока живут вам подобные богатыри земли русской: чиновники, полицейские, смотрители, служители культа – живёт и держава Российская, и я за неё спокоен.
Долго ли ехал Аркаша, коротко ли ехал – увидел он наконец неразорённую деревеньку.
– Эй, барин, туда не езжай: Пугач по башке даст, совсем плохой станешь! – крикнул ему сидящий под кустом черемис 6 .
– Я тебе дам – плохой! – возмущённо крикнул Аркаша, пытаясь достать черемиса плёткой.
В центре деревни в большой луже возлежала свинья. Свинье было хорошо – об этом говорили её закрытые для мира глаза и вытянутое в сладкой истоме тело. Аркаша спешился.
6
Черемис – устаревшее название марийца.
– Ну что, свинтус, – обратился Аркаша к свинье, – обломать тебе, свинтус, малину?
В ответ свинья промолчала.
– То-то же, – удовлетворённо сказал Аркаша и приготовился вновь вскочить в седло, но был остановлен мужичонкой с наружностью сколь отталкивающей, столько же и приятной.
– Барин, барин, подь же со мной, – говорил мужичонка, заманивая Аркашу в избу.
– Кто таков? – строго спросил Аркаша.
– Егорка я, Белладоннин сын, – представился мужичонка. – И мы тут все в деревне Белладоннины, а вон и сынок мой, Сенька по кличке Мерзкий – и тоже Белледоннин, – Егорка указал на омерзительно грязного пацана в отцовском, вероятно, картузе.
– Не по Сеньке шапка, – заметил Аркаша. – Ладно, пойдём, показывай, зачем зовёшь.
Мужичонка засеменил во двор, затем в избу. Во дворе росла ягода – сплошь малина, изба тоже не пустовала: там была девка.
– Как звать вас, мадам, не Парашей ли? – спросил Аркаша, с интересом глядя на девку.
– Парашей, – подтвердила девка.
– Хорошее имя, – хмыкнул Аркаша.
– И девка хорошая, – многозначительно подмаргивая, сообщил мужичонка.
– А ты, дядя Белладоннин, выйди-ка, – велел ему Аркаша, – собери-ка нам, дядя, малинки для подкрепления наших молодецких сил.
Когда Егорка, предварительно постучавши, застыл в дверях с отнятым у сына картузом, полным малины, Аркаша посреди горницы делал гимнастику, а Параша сидела под лавкой.
– А, витамины принёс, давай, – поманил его Аркаша рукой.
Беспрестанно кланяясь в знак уважения к Аркашиной телесной мощи, Белладоннин подал Аркаше картуз.
– Ну что, – осведомился Аркаша, отправляя первую пригоршню в рот, – давай, как на духу: бунтовщик?
– Что вы, Ваше Всблродие, как можно? Нам бунтовать никак невозможно, – всплеснул Егорка ручонками.
– Значит, мятежник, – заключил Аркаша.
– Упаси, Боже, нас, Белладонниных, от мятежников, – перекрестился Егорка в знак искренности своего заявления.
– А что, тебя барин не порет? – поинтересовался Аркаша, снова набив рот малиной.
– Порет, Боже милостивый, как не пороть – порет, – сознался Егорка, перекрестившись.
– Не сечёт? – уточнил Аркаша, выплюнув клопа.
– Сечёт, спаси, Господи, ещё как сечёт, – сознался Егорка, перекрестившись.
– Мало, видно, сечёт – небось, и на поле барском не пашешь? – сплюнул Аркаша; клоп подпортил ему настроение.
– Пашу, Господи, защити, в самый сезон все Белладоннины пашут, – сознался Егорка, перекрестившись.
– Мало, наверное, пашешь. Небось, и оброк с тебя барин не берёт? – снова сплюнул Аркаша.
– Берёт, барин, барин – и ведь совсем непосильный оброк берёт, – сознался Егорка, перекрестившись.
– И когда он, наконец, нажрётся, напьётся за твой счёт и пойдёт учить тебя, тобой, народцем, править, тобой, быдлом, управлять – ты не бунтуешь? – от отвращения Аркаша даже не сплюнул.
– Не смею мочь, барин, – сознался Егорка и от отвращения – к самому себе – даже не стал креститься.
– Тьфу, одно слово – Белладоннины, – сказал Аркаша, нахлобучивая картуз с остатками малины на Егоркину голову. – Карету мне! – с этим криком Аркаша вышел из избы и направился к своему бравому коню.
Его конь тоже не терял времени даром: он стоял аккурат посреди лужи и нежно заигрывал со свином, который так и не переменил позы за время Аркашиного отсутствия.
– Смотрите, я вас привлеку по 245-й 7 , – предупредил Аркаша животных, но не решился разрушить сельскую идиллию.
7
По 245-й – 245-я статья Уголовного Кодекса РФ предусматривает наказание за скотоложество.
– Слышь, Белладоннин – или как тебя там, – кликнул Аркаша мигом подскочившего Егорку, – присмотри-ка за лошадью, а я пойду вздремну: время позднее.
– Всё сделаем, как барин велит, – поклонился Егорка. – Хороший барин, добрый барин, – и Егорка поклонился ещё раз.
– Хорошо будешь сторожить – может, и не прибью тогда поутру, – пообещал Аркаша и отправился обратно в избу.
Проснулся Аркаша не сам, не своим просыпанием. Его снова разбудил Пугачёв. Пугачёв навис над Аркашей в окружении ещё пяти счастливых обладателей столь же бандитских рож. Слегка похорошевший в лучинном свете от свершённой подлости, Белладоннин тыкал в Аркашу пальцем: