Второй раунд
Шрифт:
Достал саквояж с инструментами, лопатку и фонарь, крючком приподнял крышку, отодвинул ее в сторону. Потом вполз под машину и стал спускаться в черный провал колодца. Сырые, остро пахнущие ржавчиной скобы выскальзывали из рук, ноги то и дело срывались. Наконец он достиг дна и только тогда зажег фонарь: в стороны от колодца расходились огромные трубы-коридоры, наполовину заполненные затхлой зловонной жидкостью. Он определил направление и пошел, едва вытягивая ноги из грязи, вот и знакомая уже решетчатая дверь. Прежде чем приступить к работе, закурил: несколько глубоких затяжек — и окурок сигареты с шипением шлепнулся в воду.
Дело оказалось сложнее, чем он предполагал, — прутья, толщиной в палец, были из твердой стали, такой же оказалась и дужка замка, которую он решил перепилить. Сюда почти не поступал свежий воздух. Лютце делал частые передышки, от непривычной работы, повторения одних и тех же движений сводило руки. Наконец дужка поддалась и лопнула под нажимом вставленного внутрь напильника. Он стащил замок со скобы. Взглянул на часы: перепиливание заняло более пятидесяти минут. Стал отгребать песок и мелкие камни, мешавшие открыть дверь. Комбинезон отсырел, и казалось, что смрадная жижа, просочившись под него, обжигала тело. От затхлого, застоявшегося воздуха к горлу подкатывалась тошнота, и он чувствовал — еще немного и его начнет рвать.
Наконец, дверь удалось отодвинуть и Лютце протиснулся в щель. Через несколько шагов в свете фонаря он увидел над головой жерло невысокого колодца. «Тот ли?» Полез вверх и осторожно, плечами приподнял чугунную крышку. Да, расчет оказался верным, колодец был тот самый — в глубине двора конструкторского бюро. На фоне ночного неба он узнал контуры здания и удовлетворенно отметил, что густой кустарник хорошо скрывает его от полицейского в проходной будке.
«Ну что ж, на сегодня хватит», — подумал Лютце, опустил крышку и пошел назад…
По дороге домой Фомин и Денисов в автобусе сели рядом. Сначала был разговор об увиденном за день, о замечательных памятниках этой страны, о великих ее людях, трудолюбивом и талантливом народе, давшем человечеству так много гениальных; творении. Речь шла и о недавней войне, принесшей столько бед и разрушений Европе.
Низко над землей перед самым автобусом пролетела стайка куропаток. И тут же охотники принялись спорить о ружьях. А Фомин и Денисов вдруг выяснили, что оба поклонники рыбалки. И начали сетовать на недостаток времени, и у того, и у другого его всегда было в обрез. Но решили, однако, что обязательно, вопреки всем и вся, должны в мерную же субботу поехать ловить рыбу.
— Приглашаю на правах старожила, — сказал Фомин, — знаю отличные места с карпами и даже угрями.
— Ловил форель, тайменей на Урале, таскал щук и сомов, а вот угрей не приходилось, — сказал Денисов.
— Ну вот, еще один довод в пользу нашей рыбалки.
— Странно, — потер веки Денисов, — в автобусе меня иногда укачивает, а в самолете — великолепно. И знаете, люблю высоту — чувствуешь себя этаким демоном, «летя над грешною землей»… Удивляюсь людям, которых высота пугает. Утром, между прочим, на экскурсии у одной девушки закружилась голова, и мне пришлось проводить ее вниз.
— Что-то не заметил вашего исчезновения. Когда это было?
— Перед тем как стали спускаться. — Денисов улыбнулся. — Очень милое создание и, между прочим, из Энбурга, певица. Поет в «Голубом джазе» в ресторане.
Я ее как-то слышал. Произвела приятное впечатление…
— Знаю такой оркестр. Иногда его приглашают к нам в Дом офицеров. А она… Постойте, припоминаю: тоненькая такая, рыжеволосая. Верно?
— Точнее, медноволосая, — поправил Денисов.
— Смотрите-ка, разглядели даже оттенки. Ну и ну! — Фомин рассмеялся. — А она, что же, интересовалась вами?
— Напротив. Я сам проявил инициативу. За свою галантность там, на верхотуре, приглашен завтра вечером послушать ее.
— Меня возьмете с собой, Виктор Сергеевич?
— Охотно, о чем разговор. Только, чур, не бросать мне перчатку.
Они рассмеялись. Впереди замелькали огни — автобус въезжал в Энбург.
— Вообще-то, — уже серьезно сказал Фомин, — нам нужно встретиться с вами и поговорить. Мы располагаем сведениями, что наши бывшие союзники проявляют повышенный интерес к работам бюро и прежде всего, видимо, к той работе, которую ведете вы совместно с немецкими товарищами. В ближайшие дни обязательно повидаемся, я кое-что расскажу, и вам тогда многое будет понятно.
— Вот тебе на, не успел приехать, как оказался в сфере чьих-то интересов. Веселая жизнь!
— Веселого мало, Виктор Сергеевич, — хмуро заметил Фомин.
Глава десятая
— Твое лицо непроницаемо, но глаза… Глаза выдают. Все прошло успешно, не так ли? — сказал Хаазе.
— Да, Пауль. В который раз убеждаюсь, чем проще, даже примитивней комбинация, тем лучший она дает эффект. Я познакомился с «Охотником», его невестой и теперь в любой день желанный для него гость. В ближайшее время воспользуюсь своим правом. Заполучить агента, а вместе с ним интересующие нас материалы — это значит убить двух зайцев одним выстрелом. И лучше, чем лезть напролом. Думаю, «Охотника» я обломаю.
— По моим наблюдениям, а видел я, надо сказать, не много, у твоей «Курочки» тоже все в порядке. Во всяком случае они очень мило ворковали, — сказал Хаазе.
— Сегодня я увижу человека, которого посылал присмотреть за ней. Но если ты видел их вместе — значит, дело пошло. Меня беспокоят ее попытки сохранить независимость. Старк недостаточно ее школил. Придется мне, не откладывая на потом, заняться дрессировкой. Может быть, она клюнет на подарок, который я для нее приготовил? Посмотрим. Но если будет вести себя так дальше и ничего не добьется с Денисовым, ее придется убрать. И потом, я решил, независимо от результатов разговора с ней, с этой квартиры нужно съезжать. Так для нас будет спокойней. А теперь, — Лютце посмотрел на часы, — мне пора трогаться. Давай ключи. Верну автомобиль хозяину.
— Постой, Макс. Это риск. Не лучше ли мне самому отвезти тебя? Доверенность-то у меня.
— Ты прав.
Минут десять спустя их машина остановилась невдалеке от центрального входа в парк. Хаазе, отдав ключи, пошел к остановке трамвая, а Лютце в глубь парка, где его должен был ждать «Дункель».
В нескольких метрах от старой беседки, служившей во все времена надежным укрытием от непогоды мечтателям и влюбленным, словно страж стоял белокаменный Аполлон. Лютце зашел в пустую беседку, прислонился плечом к колонне. «Интересно, куда девалась, да и жива ли вообще голубоглазая Рози, его первое увлечение». Лютце стало как-то не по себе. Одиноко и грустно. Эго удивило его, а он-то думал, что давным-давно освободился от всяких сантиментов.