Второй раунд
Шрифт:
— Мы в значительной мере были в курсе материалов, которые получали англичане от своей агентуры, я их систематизировал. Явился с ними к Старку. Я вам уже говорил, что его брат, член парламента, имеет широкие связи в правительственных кругах. Моих козырей оказалось более чем достаточно. Так или иначе, он наш. Я, правда, окончательно еще не решил, как лучше его использовать. Пожалуй, целесообразней подождать, чтобы он оказывал нам услуги, когда вернется домой. Там, на острове, от него будет значительно больше пользы. А пока англичане и он верны себе и пытаются загребать жар нашими руками.
— Вы хотели сказать руками некоторых немцев.
— Все равно меня это раздражает.
— Успокойтесь, Герхард, — заметил Гелен, — неужели я испытываю
Когда отдохнете, я вас познакомлю с докладом Скорцени [36] по Испании. Он пишет, что там, на улице Гойи [37] нашли прибежище немало наших коллег. Там, кстати, объявился Ахим Остер-младший. Помните, его отец служил у нашего адмирала и был крупнейшим специалистом по испанским делам. В общем-то есть не только Остер-младший. Так что нам, дорогой, будет на кого опереться. Но я, кажется, заговорил вас. Идите отдыхайте.
Бэтхер ушел несколько сконфуженный и огорченный тем, что своим рассказом шеф в значительной степени принизил его заслуги. «Что ж, такому умению поставить на место своих подчиненных, даже друзей, надо поучиться», — отметил он.
36
Отто Скорцени — оберштурмбанфюрер СД, организатор похищения Муссолини, которого арестовали итальянские партизаны. Военный преступник.
37
В Мадриде, на улице Гойи, помещается полицейское управление, где в послевоенный период нашли себе работу некоторые сотрудники абвера.
«Ну вот и опять завертелось колесо, — думал Фокин, возвращаясь от Енока. — Не успели закончить дела с «Аяксами», как на арену выплыл такой солидный противник, как «Лоцман», да еще с сетью агентуры (если подтвердится предположение Бломберга). А эти куда хотят? Тоже пролезть в конструкторское бюро? Может быть, этот Фердман — «Лоцман» и есть главная фигура в большой игре, которую ведет Старк?» И один ли Старк? Согласно сводкам, которые поступали от советских органов контрразведки, все большую активность проявляло ведомство Гелена. Да и американцы не чурались бывших гитлеровцев, норовили заполучить себе в агенты маститых военных преступников.
Свои резидентуры создавали и те, кто даже не имел отношения к разведывательным органам — дельцы, бежавшие на запад, те, у которых были в Восточной Германии экспроприированы предприятия. Эти старались организовать саботажи, будоражить умы людей всевозможной клеветой на народную власть. И во всех этих хитросплетениях совсем не легко было разобраться и определить: кто есть кто?
Фомин вспомнил, как еще осенью 1946 года был фальсифицирован и распространен некий приказ СВАГ [38] № 139, согласно которому акционерные общества конфискации якобы не подлежали. «Приказ», как потом выяснилось, был сфабрикован в Западном Берлине концернами «АЭГ», «Телефункен» и «Сименс». Какую же бучу подняла тогда вся буржуазная пресса. А в это время под шумок эти и другие концерны стремились пристроить в административные органы Восточной Германии своих представителей и с их помощью саботировать передачу монополистических предприятий в руки народа.
38
Советская военная администрация Германии.
С тех пор обстановка значительно разрядилась, и правительства земель набрали силу, а немецкая экономическая комиссия стала подлинным центром руководства страны. Однако политическая борьба не прекращалась ни на минуту.
Запад пропагандировал так называемый «план Маршалла». Под предлогом помощи народам Европы кредитами и поставками товаров, американские монополии хотели завоевать себе экономическое господство в этой части света, а заодно подавить революционное движение. В июле 1947 года Центральный секретариат СЕПГ разоблачил истинные цели «плана Маршалла». В заявлении вспоминался горький опыт, который уже имел рабочий класс Германии в двадцатые годы. Американские займы привели тогда к кризису, фашизму и войне.
«Последствия новой американской политики займов будут такими же роковым, если не хуже, — говорилось в заявлении СЕПГ. — Промышленный запад Германии включается в за йодный блок, угрожающий миру. Власть германских монополий остается неприкосновенной. Вместо немецкой мирной экономики возникает новый центр господства реакционных и жаждущих войны элементов. Вместо права рабочих на участие в руководстве экономическим строительством появится наемное рабство в интересах иностранных и немецких монополистов».
Фомин, которому по долгу службы надлежало быть хорошо информированным обо всем, что делалось здесь, в Германии, в свое время завел себе личное досье, куда собирал наиболее важные, на его взгляд, статьи и заметки из газет и журналов. Поступать так рекомендовал офицерам Кторов. Теперь досье Фомина разрослось в несколько увесистых папок и обрело систему — материалы он классифицировал по тематике и легко находил то, в чем вдруг появлялась необходимость. Это было нечто большее, чем простое чтение прессы; он приучил себя к анализу происходящих событий. А многое из того, что хранилось в досье, запоминал довольно основательно: фамилии различных деятелей, названия городов и организаций, важные положения, различные государственные документы. Делал Фомин и выписки из желтой папки, документы в которой комплектовались полковником и периодически давались офицерам отдела для общей ориентации. Но это были не просто ориентации, а одна из форм политической учебы, в которой материалами служили первоисточники.
«Если хотите знать противника, необходимо знать, что он думает, как он думает и каким богам поклоняется», — говорил Кторов своим сотрудникам.
Теперь, рассуждая о своей работе и предстоящих делах, Фомин довольно четко представлял себе политическую обстановку, в которой приходилось действовать ему и Еноку. На основании этой обстановки можно было делать некоторые выводы и о людях, о сдвигах в психологии тех или иных противников, в зависимости от обстоятельств, в которые они попадали. Сейчас ему представлялись понятным;: позиция и поведение Бломберга. Старик не был чужд анализу политических событий и уже раньше, еще до своего ареста, начал пересматривать свои жизненные принципы.
Правда, слишком смело было бы предполагать, что у Бломберга сразу, вот так, вдруг сменились взгляды на то, кто ему враг, кто друг. И все же Бломберг не мог не видеть того, что происходило вокруг, не мог оставаться равнодушным к усилиям, принимаемым тем же бургомистратом в налаживании жизни. В сознании Бломберга намечался перелом. Фомин знал уже много примеров, когда люди сами приходили с повинной, рассказывая о своих грехах и ошибках, приходили потому, что хотели жить иначе, чем раньше. И не только жить, но и мыслить.