Второй шанс — 2
Шрифт:
— Фух, — выдохнул Сегалович и вытер платком со лба испарину. — Ну ты, парень, конечно, сейчас устроил… показательное выступление. Я, признаться, после первого раунда думал, что финала тебе не видать, как своих ушей, а ты вон чего сотворил! Ну здорово, здорово ты его подловил.
— Челюсть сломал, — напомнил я.
— Да ничего страшного, — махнул он рукой, — дело молодое, заживёт, как на собаке. Только месяц будет через трубочку питаться. Помню, в 43-м на фронте случай у нас был, тоже киргиз, так ему осколок снаряда целиком нижнюю челюсть снёс. Жуть, язык болтается, крови… Ну, отправили в эвакогоспиталь, а через четыре года мы приехали для участия в чемпионат СССР во Фрунзе (который я, кстати, выиграл), и там встречаю… Кого бы вы думали? Его, нашего киргиза! Он сам
Успокоил, в общем, как мог, и велел готовиться к воскресному финалу. Когда я напомнил об обещанном походе за подарками, махнул рукой:
— Завтра утром выезжаем на экскурсию, я договорюсь, чтобы тебя отпустили на пару часиков в город, но только в сопровождении тренера. Слышал, Анатольич?
— А что я? Я не против, — улыбнулся он в свои рыжеватые усы.
Между делом подошёл к Свиридову. Увидев свои книги, тот разулыбался, приятно стало человеку. Может, и ко мне когда-ни будь будут также подходить за автографами.
По итогам полуфинала мы потеряли Первушина, который неожиданно для всех добрался до этой стадии, и Витю Сиголаева. Таким образом, в воскресных финалах помимо меня будут драться Вася Шишов и Тимур Садыков из Бугульмы. Помимо нашей сборной три представителя в финалах только у Казахстана. У узбеков и армян по двое, все остальные, дожившие до решающих поединков, представляют свои сборные в единственном числе.
Но это будет в воскресенье, а в субботу в половине одиннадцатого утра мы со всей нашей командой стоим у входа на рынок Чорсу, расположенном в старой части Ташкента на улице Навои. Оказалось, посещение восточного базара входило в экскурсионный маршрут. На всё про всё нам выделили ровно час. В руках у многих по захваченному из гостиницы чемодану, чтобы было куда складывать покупки, в том числе и у нас с Храбсковым. В первую очередь дыни, экскурсовод перед тем, как попрощаться с нами, посоветовала покупать мирзачульские, известные в народе как «торпеда». Прежде всего, потому, что они дольше хранятся.
Погода солнечная, я без куртки и, как и на остальных, на мне форма сборной своей республики. Вместе с нами сюда на двух автобусах прибыли практически все сборные чуть ли не в полном составе. Мы с тренером договорились держаться вместе, таким образом, он заодно выполнял и указание Сегаловича, который и сам, не будь дураком, с авоськами наперевес ломанулся в торговые ряды.
Сам рынок состоит из нескольких частей — большого купола, издалека чем-то напоминающего цирк и нескольких зданий рядом. Входим под купол и оказываемся в людском водовороте. Здесь продается всевозможная еда, рядом — одежда, домашние вещи, живность. На первом этаже вовсю кипит торговля, видимо за продуктами приходят раньше, чем за вещами. Здесь торгуют мясом, рыбой, соленьями, молочкой. Первой моей покупкой стал пакетик с шариками курута (или курта) — это сушеный овечий сыр, придуманный еще кочевниками, очень соленый и твердый. На рынке он был и шариками, и кубиками, и с какими-то добавками… В будущем я иногда покупал его у перебравшихся в Пензу узбекских и таджикских торговцев овощами и фруктами, которые приторговывали и курутом, и тандырными лепёшками, а теперь получил возможность приобрести кисло-солёные шарики буквально за копейки.
Храбсков от покупки курута воздержался: попробовав предложенный торговкой образец, он поморщился и махнул рукой. А вот расположенные на втором этаже прилавки со всевозможными сладостями не обошёл стороной. Наборы сухофруктов, различные щербеты, сушеная дыня, пастила, нават — традиционный узбекский сахар, получаемый из виноградного сока и сахарного сиропа… Как объяснил продававший его узбек, можно грызть как леденец, а вообще его кладут в чай вместо обычного сахара.
Прежде чем купить, надо все обязательно попробовать. Пока все попробуешь — уже и наелся. Когда наелся — можно, вернее, даже нужно торговаться, ибо смысл восточного базара именно в торге. Любой продавец обязательно назовет вам завышенную цену, чтобы в процессе торга дойти до той цены, которую реально этот товар стоит, и получается, что довольны оба — и тот, кто продает, и тот, кто покупает. При этом поторговавшись можно уйти к соседям и поторговаться там, в этом случае всегда есть шанс еще сбить цену. Храбсков торговаться не умел совершенно, и был крайне удивлён, когда я начал методически сбивать цену то на один продукт, то на другой. Не меньше были удивлены этому и сами торгаши,
Прилавки с орехами и сухофруктами… Одной только кураги тут с десяток видов. Тоже набрали с Анатольичем несколько полиэтиленовых пакетов. Конечно же, не могли мы пройти мимо сушёной дыни, выложенной на прилавке в виде косичек.
Наши чемоданы постепенно наполнялись орехами, специями, сушёными фруктами и сладостями, а мы ещё даже не добрались до дынь. Натыкаясь на прилавок с горой лепёшек, которые пекутся тут же в стоявшем позади тандыре, берём по штуке и на ходу начинаем лакомиться.
А это что за хрень? Оказывается, какой-то нас. Смесь махорочного табака, золы, извести, хлопкового или кунжутного масла — эту адскую смесь кладут под язык и жуют. Просто удивительно, что продают свободно, это ж реально наркотическая жвачка!
Дальше попадаем в так называемые «обжорные ряды», где можно полноценно позавтракать или пообедать, в зависимости от времени суток, или просто взять еды с собой. Увидев слово «окрошка», мы с Храбсковым в первый момент удивились, а потом оказалось, что так почему-то рекламируют нарын — блюдо из домашней лапши и мелко порезанного отварного мяса, которое едят холодным.
Спускаемся обратно на первый этаж и двигаемся в сторону залежей дынь и арбузов. Наша цель — мирзачульские дыни. С умным видом проходим вдоль рядом, интересуясь ценами, но они тут у всех практически одинаковые — 20–25 копеек за килограмм. В итоге берём с Анатольичем по паре дынь. Решаю, что одну из них подарю Инге. Взял бы больше, но и так уже чемодан едва закрылся, да и тяжёлый сразу стал, зараза.
Оказалось, при рынке действует настоящая камера хранения, куда мы и сдаём на время свои чемоданы. Теперь, налегке, можно двинуться в ряды с национальной одеждой. Когда-то в будущем я вычитал, что лучший выбор такой одежды в Самарканде, но и увиденного здесь нам хватало за глаза. Тем более что, как оказалось, на рынке Чорсу помимо местных торгуют и бухарские, и самаркандские узбеки. Тут же присматриваю для Инги бухарскую тюбетейку, декорированную золотыми нитями, а для мамы — национальный узбекский халат-чапан, не очень тяжёлый, но при этом тёплый. Не представляю пока, как мама будет его носить, но если не захочет — подарит кому-нибудь, например снохе.
Идём мимо ковров. Мама, наверное, половину ковров скупила бы, будь её воля. Кстати, в Пензе можно было бы перепродать через знакомых или комиссионку, выставив двойной ценник, ушли бы только так. Не удержавшись, покупаю половичок, с вышивкой в национальном орнаменте, места вроде немного занимает.
Далее наш путь пролегает в сувенирные ряды. Храбсков как бы между делом замечает, что всех денег у него осталось десять рублей, у меня — около шестидесяти, говорю, что в случае чего одолжу ему десятку-другую. На всякий случай червонец даю сразу, так как понимаю, что Анатольич своей десяткой тут точно не обойдётся. Тот выглядит смущённым, обещает по возвращении долг вернуть, заставляя смущаться и меня.
Чайные наборы и посуда в национальном стиле на любой вкус и цвет. Во мне взыграла мещанская жилка, особенно на фоне дешевизны товаров, беру покрытые глазурью чайничек и сувенирную тарелку, выполненные в национальном стиле «Пахта». Следом разживаюсь красивой и при этом не очень дорогой шкатулкой из карагача. Отцу в подарок покупаю нож «пчак» в красивых кожаных ножнах. В аэропорту что Москвы, что здесь ручную кладь никто не досматривал, так что конфискация и дальнейшие проблемы, надеюсь, мне не грозят.