Второй шанс
Шрифт:
– Нет, мама, я так не хочу! Мы будем жить все вместе в одном большом доме. Я без вас с папой не смогу и Дениска не сможет, я у него спрашивала.
– Ну, тогда пойдем и нарисуем наш новый дом. Папа вернется, а мы ему покажем рисунок.
Татьяна
Минутная жалость к задержанной сменилась нахлынувшей злобой. Василь Степаныч даже сам испугался: с чего бы вдруг? Но сколько раз он закрывал вот так чистеньких, пахнущих духами нарушителей, которым грозил приличный срок. А через пару часов появлялся солидный дядька адвокат и нарушителя отпускали. Когда под подписку, когда под залог и все…. Считай дело закрыто. Находились свидетели, что именно в момент преступления этот человек лежал в больнице или праздновал с сотней друзей вторую пятницу на неделе, или в театре оперу слушал, и сам Отелло мог за него поручиться.
Нет, уж, пусть теперь сидит эта барынька без телефона, а то сейчас муженька своего вызовет, и будет он тут кулаками стучать. Может, в следующий раз на дороге внимательней станет.
Звякнув замком, стражники удалились, оставив Таню в холодной камере.
«А вдруг Миша вернулся, все осмыслил, и приехал мириться, а меня дома нет. Ведь может подумать, Бог знает что. Вчера пришел такой уставший, расстроенный чем – то, а тут этот конверт. Конечно, любой бы на его месте вскипел. Это хорошо еще, что Миша не ревнивый. Другой, может, и убил, такое увидав».
Таня мысленно поблагодарила Сорокина Колю, что тот посоветовал ей надеть теплые вещи. Сейчас в этой сырой камере, она стала чувствовать, как холод медленно пробирается к ней под свитер, касаясь спины; как холодеют без движения пальцы ног. Решительно поднявшись с ледяной лавки, Таня стала делать энергичные движения руками, топать ногами, стараясь не делать глубоких вдохов. От неприятного запаха кружилась голова, а может, это от бессонной ночи. На маленьком кухонном диванчике спать было практически невозможно, он был не приспособлен к лежачему положению.
Согревшись, женщина снова села на лавку и попыталась, как то отвлечься от мрачных мыслей. Но память подсовывала ей снимки, словно слайд – шоу, где Таня обнималась с незнакомыми мужчинами. Фотографии были сделаны качественно. На каждой ее лицо было повернуто к объективу. И глаза такие радостные и смущенные одновременно. Ничего не скажешь – встречи влюбленных.
«Интересно, а кто это меня снимал и зачем? – вдруг пришел в голову простой вопрос, который до этой минуты, почему то не возникал. – Кому было нужно очернить меня в глазах мужа? Значит, все эти мужчины были всего лишь нанятыми статистами? И меня никто ни с кем не путал, а просто разыгрывал, чью – то злую шутку. Да и шутка ли это? Как же мне надо поговорить с Мишей! Он все поймет. Может, это, правда, из – за того, что он стал так часто появляться на экранах и в партию вступил. Сказал, что это его гражданская позиция, и он чувствует в себе силы сделать что – то хорошее для страны. А его, наверное, решили таким образом скомпрометировать, устранить. Скорей бы пришел следователь, я ему все расскажу обязательно».
Таня не могла сообразить, сколько прошло времени. Сумку с телефоном изъяли, а свои дорогие золотые часики – подарок Миши на прошлый день рождения, она надевать побоялась. Мало ли. Окна в камере не было, и определить: ночь сейчас или продолжается осенний день, было невозможно.
Она старалась не засыпать, но глаза, то и дело закрывались, погружая женщину в вязкую глубину сна. Иногда она слышала шаги в коридоре и возникала надежда, что это идут за ней, но шаги проходили мимо, даже не останавливаясь возле ее дверцы.
– Ну, что, Степаныч, отпустил Ганин мою подопечную? – спросил на утро Коля Сорокин.
Но взглянув, как вытянулось лицо Василь Степаныча, как зашевелились его губы в немом ругательстве, как скосились глаза на дорожную кожаную сумку, все понял без слов.
– Ты, что ж ее всю ночь в этой камере продержал?
– Нет, в театр выводил на премьеру, – зло рявкнул Степаныч. Но смягчил тон и добавил уже спокойнее. – Коль, ты не говори никому, а я в долгу не останусь.
– Мне ты ничего не должен, ты лучше ей что сделай, – махнул рукой Сорокин. – Следователь хоть пришел?
– Пришел, сегодня даже раньше времени, а я вот, все Саньку Мухина сменщика жду. Целые сутки отработал, вторые пошли, а он – огурчик, проспал сегодня. Клялся пиво купить в компенсацию. – Коль, побудь здесь, а я к Ганину с докладом и за потерпевшей твоей, то есть за нарушительницей.
У следователя Ганина всегда было плохое настроение, с таким родился. Ему всегда казалось, что судьба обходит его стороной, в какой бы ситуации он не был. В садике, когда всем ребятам раздавали роли на утренниках, Ганина отсаживали в сторонку – быть зрителем. И в школе, когда учителя вызывали его именно в тот день, когда он не успевал сделать домашнее задание и на экзаменах всегда именно его засекали со шпаргалками и выдворяли из класса. И здесь в отделении всегда все громкие дела доставались другим, и те другие бубнили в микрофоны журналистов, как они ловко раскрыли преступление. А Ганину доставались одни бытовухи и мелкие кражи, о которых даже дома говорить было неловко. Да и домом своим он был недоволен. Галька вышла за него замуж не от большой любви, а просто в Питере захотела остаться, вот и охмуряла Ганина, как могла. А когда он заглотил ее наживку, тут же сообщила ему радостную весть: «Ты, Геночка Ганин, скоро станешь счастливым отцом. И отношения наши следует узаконить, а то она со своим животом пойдет в школу милиции к товарищу командиру».
И что оставалось делать? А с нелюбимой жить – хуже, чем в тюрьме сидеть. Оттуда, по – крайней мере, знаешь, когда выйдешь. А Генка собирался с ребятами в Крым съездить на машине, палатку на берегу моря поставить, как в том фильме с Мироновым. Еще на Севере хотел поработать. Года три – не больше. Заработать себе на квартиру или тачку. Вон, Егор Вязов из соседнего отделения через пять лет приехал и с машиной и с женой – красоткой и квартиру купил. А Генка так и живет с родителями и ненавистной Галиной в тесной двушке.
Хоть бы она встретила кого, да и ушла бы из его жизни. Бывают же чудеса. Правда, не родился еще на свете такой второй идиот, который на Гальку позарится. Ни лица, ни фигуры, один скандал и требования.
Сегодня утром супруга устроила очередные разборки, вовлекая в них и родителей и маленького сына Генку. Ей, видите ли, захотелось дачей собственной обзавестись, чтобы он Генка – старший со своим папашей ей клубнику выращивали, да яблоки. А мать бы всю продукцию на рынке продавала. А то у них в отделе одна тетка так своему сыночку комнату купила, да еще и витаминами его снабжает. А родители Ганины только о себе думают.
Противно Генке стало и перед предками неудобно, хотя они и не такое от невестки слышали. Он даже завтракать не стал, из дома вышел и дверью посильнее хлопнул. Теперь голодный и злой вынужден сидеть за маленькую зарплату.
Невеселые размышления прервал Василь Степаныч. Остановившись в дверях забубнил что – то про случай о сбитой тетке, о котором им из больницы звонили и куда Ганин все не находил время съездить.
– Ну, что ты там шепчешь, Степаныч?
– Докладываю: сержант Сорокин доставил задержанную, сбившую по приметам женщину.