Второй выстрел
Шрифт:
— На белом картоне возможно, но не на твидовом пальто.
Шерингэм улыбнулся.
— Дорогой мой Тейперс, лучше и не пытайся ввязываться в убийство. Ты слишком мало знаешь о современных методах следствия, если полагаешь, что сегодня имеет какое-то значение, видно что-то на глаз или нет. Пальто, которое было на Скотт-Дейвисе, отправили на исследование в Скотленд-Ярд сразу после осмотра места происшествия. По результатам анализа, на пальто нет никаких следов пороха. Это почти однозначно говорит о том, что дуло ружья находилось по крайней мере в пяти футах от пальто, когда нажали на курок.
Далее, возьмем пулевое отверстие.
Кроме того, есть еще кое-что, указывающее на убийство, хотя и с меньшей определенностью. Аморель ясно сказала, что ее кузен собирался с кем-то встретиться. Это важно, если не сказать больше. И главное, это исключает сразу и тебя, и ее — однако практически единственное, что позволило бы это сделать.
— А тебе не приходило в голову, — сказал я в задумчивости, — что, если она выдумала разговор со мной, то с тем же успехом могла выдумать и разговор с кузеном?
— Вряд ли, — ответил Шерингэм, — по одной простой причине. Если для первого у нее могла быть личная заинтересованность, то для второго никаких причин не было.
— Понятно, — только и мог сказать я.
— И еще одна, последняя новость, касающаяся полиции. Возможно, тебе принесет облегчение то, что они не делают ставку только на твою красотку. Она всего лишь возглавляет список из двух или трех возможных подозреваемых. Например, могу тебе сообщить, что им известно все о де Равелях и их отношениях со Скотт-Дейвисом.
— В самом деле? — удивился я.
— Да. И неудивительно, поскольку эта история была темой для сплетен в светских кругах Лондона весь прошлый год, как ты и сам уже говорил. И это означает, следовательно, что от них не утаился смысл вашего маленького спектакля.
— Тебе, кажется, удалось основательно войти в доверие полиции, Шерингэм.
— Да уж, — ухмыльнулся Шерингэм. — Как я уже говорил, полковник стал со мной удивительно откровенен. В конце концов, бедняга хочет лишь докопаться до истины и полагает — причем вполне справедливо, — что и я стремлюсь к тому же. Более того, ему не хочется, чтобы в дело вмешивался Скотленд-Ярд. Поэтому он и не видел причин, чтобы не выложить карты на стол. Очень правильно и разумно с его стороны. Но я не обещал в ответ раскрывать свои. Так что не волнуйся, Тейперс, те загадочные следы, что мы с тобой обнаружили, по-прежнему остаются нашим секретом.
— Уже не остаются, — возразил я.
— Что? — встрепенулся Шерингэм. — Ты хочешь сказать, полиция их уже нашла?
— Нет, не хочу, — улыбнулся я, довольный тем, с какой легкостью мне удалось пробить брешь в раздражающей самоуверенности Шерингэма. — Я имею в виду, что их там больше нет. Я затоптал их.
Шерингэм уставился на меня. Потом присвистнул:
— Ого! Значит, Аморель сказала правду. Ты и в самом деле ее подозреваешь.
— Вот еще! — возмутился я. — Ничего подобного. Совершенно безосновательное заключение.
— Не согласен. Более того, я даже назвал бы это очевидным заключением. Впрочем, ты и сам это знаешь: ты должен был серьезно опасаться за нее, если взял на себя смелость уничтожить улики.
— Одно вовсе не следует из другого, — горячо запротестовал
— Слушай, Тейперс, неужели ты и вправду вообразил, что я брошу такую замечательную улику, как эти следы, когда в деле практически нет других прямых улик, и к тому же в таком месте, где скот бродит где ему вздумается, не приняв никаких мер предосторожности? Но поскольку ты, очевидно, так и думаешь, позволь сказать тебе, что я самым тщательным образом измерил эти следы и сделал точный чертеж одного из них, наиболее четко сохранившегося. Так вот: это следы женской обуви размера четыре с половиной. Сегодня я воспользовался случаем и, пока шел опрос свидетелей, осмотрел уличные туфли Аморель, которые совпали с моим рисунком один в один! Кроме того, хотя следы и уничтожены, я по-прежнему могу засвидетельствовать, что они существовали, к тому же у меня есть их зарисовка. Учитывая мои связи в Скотленд-Ярде, полиция, безусловно, поверит мне на слово, что следы были на этом месте, более того, меня и в суде выслушают как компетентного свидетеля. Ну и что ты теперь думаешь предпринять по этому поводу, Тейперс? Столкнуть меня с подходящей скалы? Это единственный способ надежно спрятать концы в воду.
Я изумленно уставился на него.
— Ты же не можешь в самом деле рассказать обо всем полиции, Шерингэм? Не может быть, чтобы ты оказался таким подлецом. Ты ведь дал мне слово.
— Ничего я тебе не давал, — холодно ответил он. — Напротив, я ясно и четко сказал, что буду действовать по собственному разумению, и ты не должен мне препятствовав Что же касается моей подлости, как ты изволил выразиться, то да будет тебе известно, что есть еще такая интересная штука, как долг. Я могу счесть своим долгом сообщить полиции о том, что мне известно. В конце концов, если Аморель действительно застрелила своего кузена, то для этого есть лишь одна причина, не так ли? И, между прочим, весьма далекая от благородства. Ей надо было завладеть Стакелеем. Если окажется, что дело заключается именно в этом, то уж извини… — Он пожал плечами.
— Да как у тебя язык поворачивается делать подобные предположения?!Боюсь, я слишком повысил голос. — Это… это неслыханно! Я этого не допущу, Шерингэм, так и знай.
Тот испытующе взглянул на меня.
— Боюсь, тебе придется это сделать, Тейперс, потому что я начинаю склоняться именно к этой версии. Лучше тебе это узнать рано, чем поздно. Он сделал паузу, а потом добавил: — Я всерьез обдумываю, не следует ли мне поговорить об этом с полицией.
Я взглянул на него. Он явно имел в виду то, что сказал.
Мне пришлось принять тяжелое решение.
— В этом нет никакой необходимости, Шерингэм, тихо сказал я. — Лучше я скажу тебе правду здесь и сейчас. Это я застрелил Скотт-Дейвиса.
Наши взгляды скрестились.
— Ты делаешь это заявление со всей серьезностью, отдавая себе отчет, какими могут быть последствия? — спросил Шерингэм.
— Абсолютно серьезно, — ответил я, откинувшись на стуле и с улыбкой глядя на него. Опять я почувствовал удивительное облегчение, как накануне утром в суде, когда потерял всякую надежду.