Вторжение

Лошкарёва Виктория Витальевна

И вот я снова уже наполнена им… его светлые глаза, внимательно следящие за моей реакцией, ярко вспыхивают каждый раз, когда я не удерживаюсь от стона.

— Вот так моя милая, вот так моя хорошая…

Прошла целая вечность, а мы всё ещё не могли насытиться друг другом.

Время, казалось, остановилось когда-то давным-давно и исчезло — или мы исчезли из времени, наслаждаясь общей — одной на двоих — страстью.

И

всё же действительность дала о себе знать: один из странных гаджетов Кейна ожил, доставив ему какие — то новости. К этому моменту наши ласки перестали быть яростными и жадными — усталые, мы уже неторопливо нежились в объятиях друг друга.

Кейн, хмыкнув что-то про себя, потянулся за устройством.

— Это отец, — поцеловав меня в макушку, зачем — то сообщил Кейн. Широко улыбнувшись, он добавил: — Почувствовал уже… хм… быстро… Им с матерью и то больше времени понадобилось.

Светлые глаза его зажглись каким — то особенным цветом. Проведя рукой по моему животу — там, где после его когтей осталась едва заметная, тонкая ниточка шрама, он довольно взглянул на меня.

— Моя молодая женушка…

Гаджет продолжал издавать звуки (звонить, видимо), напоминая нам, что время нашей ночи истекло. Улучив момент, когда Кейн потянулся за переговорным устройством ‚ я вскочила с кровати, и, обернувшись в простыню. отправилась в ванну.

Тратя последние силы на то, чтобы не обернуться… и не думать.

Кейн уже о чём-то — на своём языке — разговаривал с отцом: я надеялась, что это отвлечет захватчика и даст сделать мне то, что я должна была сделать. Только бы одежда — моя старая одежда, которую Кейн снял с меня в ванной, осталась на месте…

Мне повезло: видимо, никто из слуг не решился войти в апартаменты наследника {или пустить робота в эти самые апартаменты), а потому мои грязные замусоленные шмотки по — прежнему валялись на полу. напоминая о настоящей жизни. И том, что за любым удовольствием неизменно следует расплата.

Из шва одной из брючин я вытянула небольшой предмет — тонкое лезвие, заготовленное на самый крайний случай.

Что ж… вот он и наступил.

В зеркале отображалась странная девица: свежие синяки на теле (не синяки — засосы), торчащая грудь — как будто в комнатах было холодно, опухшие от поцелуев губы…

А во взгляде плескалась странная смесь счастья и отчаяния.

Подперев, на всякий случай, дверь какой-то бандурой, я включила воду и… улыбнулась своему бескровному отражению в зеркале.

Ну, что, Алёнка, теперь есть что вспомнить? Ты ведь была счастлива, правда? И любовь у тебя была, и страсть… Не пошлый секс — который можно было получить с кем угодно… да даже вон со Стивином — а настоящая ночь любви. Сколько людей погибло, так и испытав подобного наслаждения…

Я озорно подмигнула себе в зеркало.

Всё не так и плохо. Пусть у меня никогда не будет семьи; пусть ничего, о чём я мечтала, уже не сбудется, и тем не менее…

Оставшись в темноте вечности, я не буду вспоминать ужасы последних месяцев.

Изнасилованных женщин, искалеченных детей, убитых мужчин… Я не буду думать и о том, что своему избраннику нужна была не я — а лишь моё тело как сосуд, чтобы убить неродившегося ещё ребенка, пустив внутрь него свою личинку.

Я не буду ни думать, ни вспоминать ни о чем из этого — для вечности мне хватит воспоминаний о сегодняшней ночи и сказки, которую я сама себе выдумала.

О принце, полюбившем простую девчонку с чужой планеты.

Почему бы и нет.

Вертя в руках острое лезвие, я задрожала, боясь сделать последнее движение. То самое, которое я так долго оттачивала в пустых амбарах и покинутых домах по ночам — когда было слишком страшно засыпать в незнакомых местах.

В зеркале на меня глядела испуганная заплаканная девушка.

— Ты же всё понимаешь, — обратилась я к ней, как к своей подруге. — Выбора нет. Я смогу скрываться всю свою жизнь: не бандиты, так сопротивление; не сопротивление так чужие до меня всё — равно доберутся… Добрались уже.

Я провела рукой по уже почти исчезнувшему шраму.

— Это не самоубийство.

Девушка в зеркале строго смотрела на меня.

— Это уничтожение врага.

— Умираю, но не сдаюсь, — заплакала я и подняла руку с зажатым в нём лезвием, чтобы сделать последнее в своей жизни движение. — Убиваю не себя, а своего убийцу.

И в этот момент какая — то дикая сила, полностью снеся стену в ванной, выбила лезвие у меня из рук.

— Идиотка, — услышала я злой голос Кейна. Возвышающийся надо мной пришелец сейчас даже отдаленно не напоминал человека. Огромная рептилия с чертами Кейна с рыком двигалась в мою сторону.

Какая же ты, бл. дь. идиотка.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ