Вторжение
Шрифт:
— Вспомнил! — воскликнул Станислав Гагарин. — Сообразил… Зеленый цвет!
— Не понял, понимаешь, — поднял бровь Иосиф Виссарионович. — Пожалуйста, объясните.
Писатель открыл было рот, но тут же к ним подошел полковник в камуфлированной одежде. Всмотревшись, Станислав Гагарин узнал в нем командира бригады морской пехоты, с которым познакомились в прошлом году в Севастополе.
— А вы как здесь? — удивленно спросил он. — Разве морпехи находились в деле?
— Морпехи находятся всюду. Только здесь я на связи, — ответил полковник Кочешков. — По приказу Главкома. Потому как лично с вами знаком… Извините, что помешал. Велено спросить — куда вас доставить.
— В Одинцовский район, — ответил вождь. — Поближе к Рублевской даче товарища Сталина. А там разберемся.
Прощались ранним утром. День обещал быть солнечным и теплым.
— Так в чем суть нашей с вами ошибки? — спросил вождь, предложив прогуляться по Власихе, полюбоваться природой уникального городка, его озерами, березовой, сосновой, пихтовой и липовой аллеями, насладиться аккуратной прибранностью, спокойной малолюдностью улиц.
Да и Веру не хотелось тревожить. Она еще спала и не ведала, бедняжка, в каком жестоком бою участвовал ночью ее обормотик — так ласково звала она мужа в далекие молодые годы.
Станислав Гагарин вздохнул.
Он, разумеется, понимал, что сейчас расстанется с вождем, чтоб никогда не увидеться с ним больше. Хотя как знать… Боевые вертолеты разгромили лишь технический центр ломехузов. Космическое Зло вовсе не исчезло, оно в одночасье даст знать о себе.
— В том и ошибка, — вслух сказал сочинитель, — что действовали мы как вульгарные метафизики. Есть некая бяка, надо ее уничтожить, и бяка нам больше не угрожает. А тем временем ломехузы создают новые бяки… Что с ними делать? Опять боевые вертолеты? И так без конца!
— Что вы предлагаете, товарищ? — с интересом спросил Иосиф Виссарионович.
— Зеленый цвет… Надо разработать процесс подавления ломехузов на основе теории рефлексии, с помощью «зеленого эффекта», как называет его мой давний корешок, уральский философ Даниил Пивоваров. Надо искусственно подавлять злой остаток.
— И вы решили, понимаешь, эту проблему? — сощурился вождь. — Признаюсь: в земной юдоли товарищу Сталину не удалось разобраться в гегелевских, понимаешь, идеях вполне.
— За последнее время ваш покорный слуга и сам по-новому прочитал «Науку логики» Гегеля и пришел к убеждению, что рефлексия, взаимоотражение противоположностей есть процесс взаимовысвечивания содержаний двух взаимодействующих качеств, они при этом могут стать — и становятся! — тождественными противоположностями.
Иосиф Виссарионович внимательно слушал молодого соратника.
— Тут все просто, товарищ Сталин, — убежденно говорил сочинитель. — Возникает новое качество, оно скачкообразно становится действительностью, создает вдруг диалектическое тождество взаимодействующих вначале внешних, а затем превратившихся во внутренние противоположности.
— Совсем, понимаешь, как в процессе вашей перестройки, — усмехнулся вождь.
— Чего уж тут проще, — ворчливо отмахнулся Станислав Гагарин. — Наши теперешние лидеры, видимо, изучали философию по переписанным друг у друга примитивным конспектам. Разве так уж сложно было предвидеть, что в первой части процесса происходит взаимное притяжение сосуществующих и ограничивающих друг друга, отталкивающихся качеств А и В. Затем некоторая часть содержания В стала проникать в А в форме копии В и наоборот. Вспомните первые годы перестройки! И естественно отпечаток в В, в нашем случае порожденные перестройкой силы, предприняли попытки изменить содержание самого основополагающего А, того самого фактора, который и двинул перестройку.
— Покусились на отца родного, на тех, кто выдвинул идею, понимаешь, перемен, — заметил Иосиф Виссарионович.
— Вот именно! И начался третий акт трагикомического действа. Защищаясь от порожденного им же отпечатка в В, А принялось активно обратно противодействовать ему. Теперь сам отпечаток в В стал отражающим, а А обернулось отражением. И тем, кто затеял этот процесс, надо было помнить: постоянное оборачивание процесса рефлексии ведет к появлению принципиально нового качества С, которое нельзя свести ни к А, ни к вновь порожденному в В.
— Предполагал ли кто в восемьдесят пятом, и даже спустя три-четыре года, что председатель Лиги сексуальных меньшинств выдвинет себя кандидатом на пост Президента России, — вздохнул вождь. — Так что тот альтернативный, понимаешь, мир, который показал вам товарищ Сталин вовсе не такой уж и фантастический…
Но попробуем представить сказанное вами иначе. Представьте, что А — суть пространство залитое синим, а пресловутое В — желтым. Условно вообразим их, понимаешь, качествами и заставим проникнуть друг в друга. При этом возникает совершенно новое качество — зеленый цвет.
— Мой давний друг, уральский философ Даниил Пивоваров и называет сие зеленым эффектом! — воскликнул сочинитель.
— И правильно называет, понимаешь… Ясно, что зеленое есть не синее и не желтое, но в снятом, так сказать, виде содержит в себе и то и другое как их конкретное, понимаешь, тождество. Я назвал бы бытие снятого качества виртуальным.
Философскую конструкцию виртуального можно использовать для анализа случившегося в перестройке. Социальные институты государства — синие — подверглись коренному преобразованию со стороны желтого. В результате возник зеленый эффект, и неважно — ждали его или не предвидели.
Довольно часто зеленый эффект прямо противоположен целям, которые поставили перед собой и которых добивались люди, ибо, и тут я полностью согласен, понимаешь, с вашим екатеринбургским коллегой, зеленый фокус-покус часто выступает как иррациональный эффект человеческой практики.
Хотим мы того или нет, иррациональный компонент практики сверхприроден и сверхсоциален, он объективен, ибо выводится из материальной природы и бессмысленно ссылаться на особенности человеческого сознания, вроде незнания или невозможности предвидеть нежелательные последствия.