Вторжение
Шрифт:
— Кто это? — вскричал Гр-Гр, ничуть не испугавшись и с вызовом потрясая дротиком с окровавленным каменным наконечником. — Кто со мной говорит? Выйди и покажись! Я хочу видеть твое лицо…
— Это ты сам говоришь себе, смелый, непохожий на других Гр-Гр, — спокойно, несколько усталым тоном произнес давешний голос. — Знаешь, Аристотель ведь был абсолютно прав, когда утверждал, что происходящее в мире свершается не только на основании чего-то, но и для чего-то. Ты суть человек осознающий и целеполагающий, а потому, целенаправленность и целесообразность твоей деятельности через потомков распространится на весь мир. То, что возникает природным, естественным путем или благодаря замыслу человека, возникает ради чего-то. Только не всякая цель есть подлинная цель, есть благо. Цель означает отнюдь не всякий предел, но лучший.
По Аристотелю, и его слова истинны, умница Гр-Гр, начало всех вещей скорее всего благо.
Запомни это!
Часть четвертая
СПАСЕНИЕ ОТ ЖУКА ЛОМЕХУЗА, или ТИРАННОЗАВР И МУРАВЬИ
XXII. СЕКС В МЕЗОЗОЕ
Тираннозавр увидел продирающуюся к нему сквозь доисторические заросли мелового периода самку и подумал, что ее появление сейчас, когда он силится додумать некую идею, неведомо как возникшую в его примитивном мозгу, сексуально озабоченная завриха сейчас ему вовсе ни к чему.
Самка приближалась, игриво помахивая страшенной головой, украшенной длинными зубами-кинжалами, судорожно, как в фильме «Миллион лет до нашей эры», дергая неестественно укороченными передними лапами, то простирая их к любезному другу, угрюмо поджидавшему ее, то разводя в стороны, прижимая к мощному — пошире нежели у супертанка КВ — торсу.
«Не ее ли скелет я видел недавно в Музее естественных наук в Ла-Плате, столице провинции Буэнос-Айрес?» — подумал ящер.
Меж тем, подруга тираннозавра приблизилась к нему на расстояние не менее десяти-двенадцати длин его пятнадцатиметрового тела и медленно двинулась по кругу, стараясь держать чудовищную, с ощеренной пастью голову направленной на раздумывающего о постороннем, вовсе не мезозойском, ящера.
А тот с непонятной для примитивного в умственном отношении существа эпохи средней жизни, а ежели по ученому — мезозоя, с несвойственной для рептилии настойчивостью пытался сообразить: вышло ли время, в котором все это происходило, из триасового периода в меловой, который характерен наличием обыкновенного пишущего мела в отложениях…
Тираннозавр с тоской огляделся, пытаясь зацепиться сознанием за некие предметы бытия, и увидел, что в окружавшем их с подругой лесу наряду с голосемянными деревьями, саговниками и гинкговыми, различными видами доисторических пальм, гигантских папоротников и хвощей растут и ели с пихтами, ивы, тополи и сосны.
Поодаль поднималась роща огромных секвой, по ее опушке трусцою проследовал пятиметровый игуанодон, опасливо озираясь на милую парочку, от которой ему б не поздоровилось, не будь увлечены они любовной игрой.
С шумом поднялась в отдалении и пролетела над ящерами стая ворон.
«Вороны?! — удивился Тираннозавр. — Откуда они в мезозое? Хотя нет… Это всего лишь Археоптериксы! Но как они похожи на ворон…»
Он затоптался на месте, против воли исполняя брачный танец. Древний и могучий инстинкт овладевал его существом помимо неведомо как появившейся в нем интеллектуальной воли. На ходу Тираннозавр захватил редуцированной лапой высокий куст, который привлек его цветом ягод, показавшимися знакомыми, вырвал куст с корнем и поднес к широко расставленным глазам.
«Калина красная! — мысленно воскликнул тираннозавр. — Тебя-то как занесло сюда, голубка?»
Чувство щемящей тоски охватило душу тираннозавра. Он силился понять, почему встреча с калиной, уже появившейся в меловом периоде мезозоя, так взволновала его, но, видимо, время прозрения не наступило.
Ящер отбросил прочь обсыпанный яркими ягодами куст. Ему захотелось горько и унывно завыть, но и это не было дано бедной рептилии. Природой не положены ей были голосовые связки, и только скрежет, скрип, ужасную смесь шипения со свистом в состоянии был произнести тираннозавр.
А его подруга, из яйца которой ящер вылупился во время 'oно, приняла издаваемые им звуки за поощрение к сексуальному акту и резко приблизилась едва ли не вплотную, намереваясь заняться с собственным сыном вполне приемлемой с точки зрения нравственного кодекса ящеров, естественной для средней жизни любовью.
«Эдипов комплекс в чистом виде, — подумал ящер. — Кстати, о птичках… Говоря об общей теории неврозов, Зигмунд Фрейд утверждает в двадцатой лекции по введению в психоанализ «Сексуальная жизнь человека», что в детстве можно найти корни всех извращений. Каким же было мое собственное детство, если нахожу естественным совокупление с родившей меня самого этой зубастой красавицей?»
Не успев как следует определить для себя отношение к происходящему, тираннозавр заторопился, уминая древнюю почву, заросшую жесткой травой, и здоровенными лапами уничтожая при этом десятки, сотни маленьких сообитателей, до которых ему не было, разумеется, никакого дела.
Ящер повернулся к подруге-матери хвостом, конец последнего хлестнул ее по нижним конечностям, и самка обиженно хрюкнув, попятилась от совсем не по эре интеллектуального сына-приятеля.
А тираннозавр увидел, как среди деревьев, где недавно еще укрывалась завриха, выли два молодых ящера. Это были уже взрослые их дети. Такая же страшная, как ее матушка, дочь, и здоровенный, самый сильный хищник эпохи, сынок, по образу и подобию вылитый папаша.
Они приближались к родителям. Обиженная равнодушием супруга завриха-мать приветствовала парочку вылупившихся из ее яиц ребятишек радостными звуками и заспешила к сыночку с явным намерением получить от него то, чем не пожелал наградить ее странно изменившийся ящер-родитель.
Молодой тираннозавр остановился, поджидая мамашу, а сестренка приближалась к обалдевшему от нестандартной с точки зрения нового рептильного мышления ситуации отцу и старшему брату одновременно.
«Не хочет ли она, чтоб я стал еще и ее мужем?» — в ужасе и полном смятении воскликнул мысленно тираннозавр.
В этом качестве, в обличье зверя мезозойской эры, он испытывал, конечно, половое влечение к торопливо уползавшей сейчас от него самки. Да, она была его матерью, родившей его самого и отложившей позднее оплодотворенные им яйца, из которых вылупились эти пятнадцатиметровые ребятишки, готовые заняться любовью и с ним, и с мамой, и между собой.
Но парадоксально сосуществующая в ящере иная личность, неведомо как возникшая в доисторическом чудовище, странным образом знакомая с учением Зигмунда Фрейда об эдиповом комплексе, не воспринимала вот-вот готовый начаться безудержный секс по-мезозойски, искренне противилась грядущей оргии, ибо исповедовала иные нравственные принципы, они сложились на планете спустя многие миллионы лет.