Вторжение
Шрифт:
— Инопланетян испугался?! — мысленно усмехнулся я. — Да тут свои быстрее сожрут и не подавятся.
С надеждой посмотрел назад. Сколько тут до Рамони? Четыре пешком и километров восемь на дрезине. Итого: примерно двенадцать.
— До Пчельников не меньше, но там я хотя бы знаю к кому идти — вслух произнёс я, уже определившись с тем, куда мне топать.
Три километра пробежал, скрипя зубами и беспрерывно матерясь, по знакомой железной дороге. Ещё два в быстром темпе шёл без остановок, примерно полтора шагал — устало, а у седьмого плюнул на всё, сел на рельсы, открыл сумку и вынул из неё сардины.
— Ну, а ты, дядя Коля… — оскалился я, жемчужно белыми клыками. — Лучше мне на глаза не попадайся. Осерчаю.
Знаю, что злость, не самое лучшее качество в характере любого человека, а тем более считающего себя настоящим мужчиной, но именно благодаря ей я добрался до знакомого перекрёстка. Не будь её, точно присел бы у какого нибудь, очередного столба и покемарил там минут сорок, пятьдесят, под ветер, на морозце. А чем бы это закончилось, только всевышнему известно. Но стерпел, не поддался соблазну. Дотопал.
Пчельники встретили полутёмными окнами домов, плотным дымом над заснеженными трубами и беспричинным лаем, привязанных к будкам, собак, что на них было совсем не похоже.
— И с чего это их так растащило? — подумал я и тут же, вспомнив про число, обрадованно встрепенулся. — С праздником вас, гражданин Алёхин. Сегодня же Новый год. А в селе сейчас старый провожают, вот собаки дополнительный паёк и отрабатывают. Им, наверняка, с праздничного стола, чего то перепало.
— Да — выдохнул я тяжело. — Один я, как пёс бездомный, вдоль чужих заборов болтаюсь. Нет, не так я думал встретить, свой первый Новый год. Совсем не так.
У дяди Васи тоже два окна светились, небось коньяк армянский пробовать решил. Прошёл в калитку, собаку он не держит. Быстро добежал до дома. Стучу. И тут же слышу, как кричат в ответ:
— Заходи! Открыто!
Открываю двери, захожу. В сенях темно, но свет из горницы, хотя и тусклый, дал направление. Иду за ним.
— Вот это номер — заметив, кто припёрся, сказал мне Палыч и приветственно махнул рукой.
— Не прогонишь? — вытирая нос замёрзшей ладонью, в ответ ему, тихо говорю.
— Ну, не скажу, что ждал тебя. И врать, что сильно рад, очередному появлению, тоже не хочу. Но раз ты здесь, то значит там, у вас, совсем хреново?
— Там — я пальцем ткнул, себе за спину. — Нету никого. Пришёл на место, а состав того… Тютю.
— Это ж, что? Пока мы тут старались, бегали, искали… Дорогу сделали и он…
— Нет. Там всё без изменений. Как и раньше. Рельсов нет, рабочих тоже. Ну, а поезд. Даже не пойму. Похоже он сюда, в обратку дёрнул. Ты, кстати, как? Не видел, он у вас не проходил?
— Когда? Я дома час, не больше. Мне знаешь тоже там, помучиться пришлось.
— Что, поломался?
— Нет. В кювет слетел. Сам виноват. Ну, а чего ж… Я асс теперь. Педаль под пол, ну и… Короче, трактором обратно доставали.
Пока
Ни радио, ни телевизор в доме, само собой, не работали. Пришлось мне выступать в роли курантов и отсчитывать последние десять секунд уходящего года. Ровно в двенадцать выпили, по старой русской традиции и не какого то там бутылочного коньяка, а обычного, домашнего самогона. Потом плотно закусили, поздравили друг друга, ещё выпили, поговорили про жизнь, снова выпили, ещё закусили. После пятой рюмки я окончательно оттаял душой и телом, поблагодарил двух друзей за компанию и после того, как получил дозволение у хозяина, полез на ещё вчера освоенное мной, самое тёплое место, в этом гостепреимном жилище. На сегодня с меня хватит, ничего больше не хочу: ни поездок, ни пеших прогулок, ни выяснений, когда и, что дадут. Даже есть больше не хочу. Нажрался. Всего и по самое горло. Не лезет больше.
Встали поздно, когда я проснулся Василий Палыч ещё спал, хотя за короткими, белыми занавесками, уже вовсю светило яркое, зимнее солнце. Посмотрел на часы, вот уже который день, круглосуточно болтающиеся у меня на руке и удивился.
— Красиво погуляли — глядя на малоподвижные стрелки, обрадовался я новому дню. — На дворе почти половина второго, а мы дрыхнем, как ни в чём не бывало.
Ловко спрыгнув с печки, обул сапоги и в скоростном режиме выбежал на улицу, где у моего знакомого находился туалет. Долго там не задержался, подразумевая, что за мной могут занять, но когда вернулся в дом, хозяин так и продолжал сопеть в две дырки. Заворочался он лишь с началом работы умывальника, которым я воспользовался, залив в него два ковшика свежей воды.
— Времени сколько? — услышал я тихий, хрипловатый голос, с трудом пробившийся сквозь моё громкое пофыркивание.
— Около двух — выкрикнул я ему в ответ.
Разговаривать о наболевшем продолжили чуть позже, когда я, уже растираясь огромным, льняным полотенцем, вернулся из крошечной кухоньки обратно, в просторный зал, как называет свою, надо прямо сказать не очень большую, но самую центральную комнату, хозяин приютившего меня дома.
— Ты как? — услышал я со стороны кровати.
— Нормально. Вот, помылся. Так, вроде, стало совсем ничего.
— А меня, чего то ломает — скрипучим голосом, сказал Василий. — Кум, туды его за печку. Пока весь самогон не выжрали, так и не ушёл вчера.
— Так встань, поправься. Говорят рассол, от этого дела, очень хорошо помогает.
— А ты то откуда про это знаешь? Ты же мало пьющий.
— Земля, она слухами полнится. Говорил кто то, вот я в памяти и отложил. Мало ли, когда пригодится.
— Умный? Нашёл кому про рассол рассказывать. Ты лучше поведай, делать то, чего дальше собираешься? — проигнорировав мои признания и дельный совет, намного громче прежнего, проговорил Палыч. — Или может решил у меня на постоянку остаться?