Вторжение
Шрифт:
— Нет. Если дёргать не будут, минут за сорок окраину найдём — не отрывая взгляда от вооружённых пехотинцев, спокойно ответил он.
— Ладно, тогда будем прорываться. Сиди спокойно, я договариваться сам пойду.
Я медленно, чтобы никого не провоцировать, вылез из машины и прогулочным шагом, почти гуляя, побрёл вперёд. Двигался в сторону человека, махнувшего нам полосатым жезлом и, наверняка, уже считавшего, что мы его очередной улов.
— Кто такие? — вопросом встретил он меня, не дав и рта открыть, и не предъявив необходимые, для знакомства, документы.
— Колхозники, на рынок едем. Торговать — ответил я, но больше для проформы.
Мозги милиционера уже мной обрабатывались, но на этот раз я заходил из далека. Кто его знает, чего у них там творится, у этих странных служителей закона.
Не получилось. Всего то, мысленно попросил разъяснить, что тут происходит, а толстый мент воспринял всё всерьёз, выставив на всеобщее обозрение точно такие же симптомы, как и у того, что недавно упал. Ну, прямо напасть какая то, с этими сотрудниками аппарата внутренних дел. Стойкости им не хватает, что ли? Валятся от малейшего прикосновения к мозгам. А теперь что? Делать нечего, буду обрабатывать всех подряд. А, что мне остаётся? Не дожидаться же, пока кто нибудь из них выстрелит в бок или спину. Не прошло и минуты, а оба милиционера, и трое безусых солдат, уже лежали на холодном снегу, не подавая видимых признаков жизни. Не особенно радуясь очередному происшествию, я резко развернулся и… И не успел. Не успел даже шаг сделать в сторону Нивы, а из кунга, словно горох, высыпала целая куча вооружённых солдат. Пришлось остановиться. Пуля, она знаете ли — дура. Вдруг не успею на кого то повлиять, а он возьмёт и стрельнёт, да ещё и попадёт, в какой нибудь жизненно важный орган моего огромного тела. Делать нечего, сдался. Подчинился приказу. Упал на землю и остался лежать, краем взгляда наблюдая за Трофимовской машиной. Прости меня Петя, я не хотел, чтобы всё получилось именно так.
ГЛАВА 4
В армейском автомобиле было светло, тепло, но не очень чисто, хотя на лужи, что образовались под ногами, кроме нас с Петькой, мало кто внимания обращал. Остальных нарушителей, непонятно чего, аккуратно рассадили по лавкам, стоящим вдоль зелёной, фанерной стены, а нам, наверное, как самым отличившимся при задержании, места там не нашлось и нас уложили прямо на пол, предварительно, крепко связав руки за спиной. Помимо верёвок, я был удостоен нескольких ударов ногами по рёбрам, а один раз мне попали прикладом по голове, но это не шло ни в какое сравнение с Петькиной рожей, на которой не расписался, пожалуй, только самый ленивый, из тех семи человек, что кинулись на нас словно злобные собаки, защищавшие корпоративный интерес.
Сколько ехали, не знаю. Мне показалось, что примерно час, но, на самом деле, времени до следующей остановки, военные затратили, наверняка, намного меньше. Разница в восприятии действительности, у нас, очень велика. Я ворочаюсь по полу, в попытке пристроить на него не бритое, местами обшарпанное лицо, а они сидят и с беспристрастными физиономиями наблюдают, как оно всё время натыкается, на ставший грязью, белый снег, занесённый сюда солдатскими сапогами и прочей гражданской обувью, произведённой исключительно в нашей стране. Мне ничего бы не стоило усыпить бдительность двух военных, с чистыми погонами на плечах и грозными карабинами на коленях, а потом выпрыгнуть из машины, нисколько не заботясь о собственном здоровье, так как иногда она передвигается чуть ли не «пешком», если бы не Пётр, за всё время поездки, так и не пришедший в сознание. Своих я не бросаю, а значит придётся ждать, пока знакомый не очнётся. Он может и не очень тяжёлый, но далеко, с ним на руках, я всё равно не уйду. Догонят.
Негостеприимный транспорт покидал предпоследним, последним выволокли Петра, чьё бесчувственное тело, вызывало у меня не только жалость, но и муки, внезапно обнажившейся почти до нага, совести. Я же его в это странное дело втянул, стало быть я за всё и в ответе. Встать на ноги мне не дали, попытку приподняться над лавкой, грубо пресёк чумазый, солдатский сапог. Ну что ж, я не гордый, могу и на чужих руках покинуть, изрядно протёртый мной, кузов военного автомобиля. Наивный. Никто и не собирался меня выносить. Охранники поступили намного проще. Одним движением выкинули меня за борт, нисколько не заботясь о мягкой посадке и всё, на этом вся любезность их и закончилась.
Нашу группу, состоявшую примерно из двадцати взрослых мужчин, высадили немного в стороне от основных построек, равномерно стоявших вдоль узкой, метров в триста, длинной дороги, идеально очищенной от снега и обрамлённой металлическими стендами, из солдатского фольклора, по бокам. Рядом были только высокие, зелёные ворота, возле которых, как раз и остановился кунг. Пока я барахтался, со связанными руками за спиной, из машины вытащили Петруху и словно подразумевая, что мы с ним вдвоём, оставили его на моё попечение. Идиоты. Я что его, зубами потащу.
— Эй бойцы! Вы мне хотя бы руки развяжите, если хотите, чтобы я его забрал — предложил я одному из конвоиров.
Солдат, без лишних слов, подошёл и так же, молча, освободил мои запястья от грязной верёвки. Странно, а сам он не мог до этого догадаться? Получив чуть больше свободы, я принялся тормошить Петю, а когда он приоткрыл свои заплывшие глаза, приподнял его, поставил на ноги и поволок в конец очереди, стихийно или нет, не знаю, но явно, совсем недавно образовавшейся у закрытых ворот. Ему срочно нужна медицинская помощь и надеюсь, что за забором ему хотя бы что нибудь лечебное дадут.
— Слышь, парень? — обращаясь к впереди стоящим, спросил я одного из них: — Ты, чего нибудь понимаешь? Что тут у них творится? Тебя вот, к примеру, за что сюда приволокли?
— А вас? — повернув в мою сторону лишь голову, тихо поинтересовался он у меня и я понял, что немного погорячился, по поводу «парня». Мужчине, даже на первый взгляд, было далеко за тридцать.
— Нас — усмехнулся я. — Нас вроде ни за что, но они так не считают.
— Тут у всех такая история — ещё тише ответили мне. — Я, к примеру, по трассе ехал тихо, когда махнули сразу встал, но всё равно забрали. И, где тут логика?
— Так это ж неприкрытый беспредел! — взорвался я, от такой постановки вопроса.
— Сам вижу. А чего им скажешь? Вы, я так понимаю, попробовали возмутиться. И что получили взамен?
Наш содержательный разговор прервало скромное шевеление за зелёными воротами. Там, сначала, чего то звякнуло, потом зашуршало и вскоре одна из створок их, медленно поехала назад, предоставив нам возможность увидеть человека сделавшего это, а заодно и оценить обстановку за высоким, кирпичным забором, усиленным сверху ржавой колючкой, хитро намотанной, аж в три ряда. Ничего эдакого там, я не увидел. Три здания, одно из которых напоминало общественный туалет, как то виденный мной на вокзале, а два других, с трудом, но всё же походили на жилые постройки. Хотя у того, что обосновалось справа от меня, стёкла блестели почти под самым потолком и окна, с внешней их стороны, были аккуратно усиленны металлической решёткой.
— Это что, тюрьма? — спросил я, всё того же мужчину.
— Почти — скромно ответил он. — Про гауптвахту слышал?
— Нет.
— Что, долг отдать, ещё не получилось?
— Кому? — не понял я вопроса.
— Родине, стране или, на худой конец, народу.
— А-а, вы армию имеете ввиду — дошёл до меня его неприкрытый сарказм. — Нет. Не довелось. Учусь в университете.
— Ну, считай тогда, что повезло. Начнёшь осваивать воинскую науку, с самой неприглядной её стороны.
Безропотно стоявшие люди, вдруг зашевелились и очередь нехотя дёрнулась вперёд. Я поправил побитого Петю, так и висевшего на моей грязной, мускулистой руке, и тоже двинулся за остальными.