Вторжение
Шрифт:
— Ни в коем случае, — послушав, сказал министр обороны, — на данном этапе Президент хочет, чтобы все подобные ситуации разрешались властями штата.
Положив трубку, Эдельштейн повернулся к Рэндаллу.
— Во Флориде на автотрассе патруль задержал машину с четырьмя неграми, рядом с домом Дилени, — сказал он. — Под задним сиденьем найдены револьвер и два ружья. Люди губернатора хотят передать их в распоряжение армии.
Рэндалл вздохнул.
— С самого начала мы внесли полную ясность. Некоторые из наших друзей очень ревностно охраняют права своих штатов, включая и право взваливать на Вашингтон все свои проблемы.
Г олова длинной автоколонны миновала ворота автобазы Макгуир. Перед ней двигались две патрульные машины полиции Нью-Джерси, за которыми следовал армейский джип с тремя военными полисменами и пулемётной турелью сзади. Пересечения с другими трассами по обеим сторонам шоссе перекрывали полицейские машины. Колонна двигалась по четырёхполосному шоссе, минуя фермерские поля и рощи. В лучах встающего на востоке солнца вокруг лежала мрачная неприветливая местность.
Моторизованная кавалькада вытянулась больше чем на милю. Крытые фургоны, машины с людьми, передвижные командные пункты, джипы, транспорт со снаряжением — колонна мчалась с включёнными фарами. Парашютисты в надвинутых на лоб шлемах сидели на скамейках лицами друг к другу. Их портупеи были увешаны сумками с боеприпасами, штык-ножами, наборами газовых гранат и масками; в снаряжение входили и пакеты первой помощи. Винтовки стволами кверху они придерживали между коленями. Двойные ремешки касок, перепоясывавшие подбородок, придавали лицам мрачное напряжённое выражение.
Зрелище на экране, как ни странно, расстроило Рэндалла. Сегодня перед его глазами в первый раз предстала та сила, которая по его приказу снялась с места. Он подумал, что в любой момент может случиться непредусмотренная провокация, что чёрные могут начать врываться в дома белых — и опять на память ему пришли старые раны и старые беды. Он отчётливо ощущал, что ему приходится пожинать горькие плоды с полей горечи, которые возделывали сотни лет до него. Перед его мысленным взором прошли легионы белых политиков, которые бездумно сеяли семена раздоров и обид. Его соотечественники восторженно внимали Уолту Уитмену, воспевавшему величие земли и людей, возделывавших её, но кто обращал внимание на горькие сетования Фредерика Дугласа, говорившего об угнетении темнокожих землепашцев, о кровоточащих мозолях на их руках и залитых потом чёрных спинах? И неужели пришла обещанная Джоном Болдуином вспышка насилия, когда взведены ружья «Чёрных Двадцать Первого Февраля», залёгших на склонах холмов, и примкнуты штыки парашютистов? Президент Рэндалл поймал себя на том, что он с трудом может сосредоточиться на мерцающем экране. В детстве он ненавидел оружие. И сейчас он тоже его терпеть не мог. И тем не менее, он командует фантастическим арсеналом пушек, бомб и ракет, расположенных среди гор и долин от океана до океана.
Караван продолжал поглощать милю за милей — длинная коричневая лента машин, которые несли в себе смертельную угрозу. Дорога сузилась, превратившись в двухполосную и начала виться среди фермерских участков. Вывеска на правой обочине гласила: «Продаются ягнята». На сиденье трактора вместе с собакой сидел мужчина, провожая взглядом военную кавалькаду.
Через несколько миль головная полицейская машина свернула резко влево и ещё раз вправо — караван теперь двигался по 68-й дороге, четырёх полосной бетонной автотрассе. Вдоль дороги тут и там стояли группы людей. Вырвавшаяся вперёд патрульная машина сгоняла попутный транспорт по обочинам, за которыми тянулись невысокие посадки кукурузы. Солнце вставало в туманной дымке.
В ситуационной комнате генерал Хильдебранд уверенно бросил:
— Всё идёт чётко и гладко. Даже с опережением времени. — Всё же большого удовлетворения в его словах не чувствовалось, ибо эти три потерянных часа занозой торчали в памяти.
Осборн, сидящий в дальнем конце прямоугольного стола, подал голос.
— Неприятности в Сан Франциско, — сказал он. Его широкое чёрное лицо было совершенно бесстрастно. — Четверо чёрных баскетболистов из команды «Гиганты Сан-Франциско» выступили по местному телевидению с призывом к чёрной общине. Трое из них поддержали вас, мистер Президент, обратившись ко всем с просьбой держаться в стороне. Но последний присоединился к точке зрения Джинни Джонс. Он требует от чёрных немедля направляться к Силвер-Лейк. В студии возникла суматоха.
— Ч. Ф. завербовали и баскетболистов? — спросил генерал Хильдебранд. Вопрос содержал в себе обвинение, словно генерал намекал, что Осборн несёт на себе ответственность за каждый акт нелояльности со стороны чёрных.
— Понятия не имею, генерал, — ответил тот.
Они обменялись враждебными взглядами, ясно говорившими, что никто не собирается выкидывать белый флаг. С самого начала Хильдебранд дал понять, что, с его точки зрения, присутствие двух гражданских лиц, Ворхи и Осборна, совершенно неуместно в строгом порядке военного командного пункта. Он не сомневался, что решение Президента включить Осборна, чёрного, чьё поведение вызывает обоснованные подозрения, было жестом отчаяния. С другой стороны, было видно, что генеральский мундир со всеми регалиями действовал на Осборна, как флаг вражеской стороны.
Президент Рэндалл пожал плечами:
— Нам только Сан-Франциско не хватало…
Караван двигался мимо молочных ферм, на полях которых коровы поднимали головы, невозмутимо рассматривая кавалькаду. Вереница машин обогнала бульдозер, торопливо съехавший на обочину и свернула направо, выбираясь на 206-ую дорогу. Машина полицейского эскорта приблизилась к мосту, перекинутого через дорогу. С его перил свисало брезентовое полотнище примерно тридцати футов в длину и десяти в высоту. Текст на нём был намалёван наспех, но его легко можно было различить:
««Чёрные Двадцать Первого Февраля» из 82-й дивизии! Поворачивайте назад. Пошлите к чёрту своё начальство. Поворачивайте немедля. Командор Дан Смит».
Полицейский в военном джипе удивлённо уставился на свисающую надпись. Караван продолжал двигаться, не снижая скорости. Двадцать, тридцать, сорок машин миновали своды моста. Внезапно огромная грузовая машина с солдатами вывернулась из колонны и резко остановилась, надёжно заблокировав обе полосы дороги. Водитель её был чёрным. Следовавшие за ней машины остановились со скрежетом тормозов и визгом шин. Вся кавалькада стала замедлять скорость и наконец застыла на месте.
Командир боевой группы, на шлеме которого были капитанские знаки различия, вывернулся на джипе из середины колонны и направился к взбунтовавшемуся фургону. Другой офицер с рацией «уоки-токи» в руках встал в джипе во весь рост, торопливо диктуя что-то в микрофон. За капитаном заторопились двое сержантов. Вдоль всей колонны из машин высовывались головы в касках, интересуясь, что случилось.
Рядом с кабиной вырвавшейся из строя машины стоял белый капитан, выкрикивая приказы. Водитель смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на офицера. Капитан вырвал из кобуры пистолет, навёл на водителя и отрывисто отдал ему приказ. К ним кругами заходил вертолёт.
Из кузова соседней машины выпрыгнули трое чёрных парашютистов и, держа винтовки наизготовку, окружили белого капитана. Он приказал им вернуться в машину. Они отказались. Завязалась озлобленная перепалка. Подлетел ещё один джип. В нём стоял офицер, серебряный орёл на каске которого говорил о его звании полковника. Он тоже приказал чёрным солдатам занять свои места в кузове машины. Пока они стояли в нерешительности, появившиеся сзади сержанты вырвали у них винтовки. Один из чёрных парашютистов врезал сержанту по челюсти. Из кузова выпрыгнули ещё двое чёрных солдат, на этот раз без оружия. На месте происшествия завязалась свалка.