Вуаль из виноградных лоз

Коул Тилли

Его взгляд был устремлен на меня, и когда я подняла свои глаза, наши взгляды встретились. Ахилл быстро переключил свое внимание на землю, и пробежался рукой по задней части шеи. Я заметила, что он делает так, когда нервничает. Все утро Ахилл в основном молчал. Он не был из тех, кто попусту тратит слова. Все, что он говорил, было прямым и предполагалось с определенной целью, или мое любимое — похвала за то, что я сделала что-то правильно.

Но в нашем молчании не было никакой неловкости. Слова были не нужны. В тишине он демонстрировал свое величие. Временами, я была ошеломлена, как много он знал о винограднике,

как тщательно и красиво следил за каждым шагом. Казалось, что шум и пустая болтовня только бы испортили весь процесс.

Я не знала его возраста. Он не выглядел намного старше меня — двадцать четыре, может двадцать пять. Но то, что он знал об урожае, было удивительным.

Несомненно, Ахилл был красив. Теперь я считала так еще больше. Его обнаженный торс блестел на ярком солнце, темная щетина затемняла точеное лицо. Но еще более привлекательным была его любовь, с которой он отдавался своей работе. За те несколько часов, которые мы провели в поле, я видела намного больше его сердца, чем он мог выразить словами.

Его щека подергивалась от гордости, когда я делала, что-нибудь правильно. Его ноздри слегка раздувались, глаза закрывались, длинные ресницы целовали его скулы, когда он смаковал идеальный вкус винограда. Его губы слегка сжимались в сосредоточении, когда он держал в своей грубой ладони гроздь винограда, глаза были опущены, чтобы он мог просто чувствовать. Вера в интуицию указывала ему путь. Он был воплощением простоты, но в тоже время его так сложно было распознать. Мне хотелось залезть в мысли этого маэстро виноделия.

Хотелось бы понять, что такое истинное величие.

— Вы… вы голодны? — спросил Ахилл, возвращая меня в настоящее.

Я открыла рот, чтобы ответить, и мой желудок заурчал. Я ничего не могла с собой поделать. Я засмеялась, положив руку на свой живот. Мой смех подхватил ветерок, и эхом разнес по винограднику.

Ахилл уставился на мои губы, его рот слегка приоткрылся. Это зрелище быстро отрезвило меня. Я постаралась придать своему лицу строгое выражение, и Ахилл, казалось, вышел из этого транса.

— У меня есть еда, — он повернулся на пятках, направляясь в сторону амбара.

Я последовала за ним, задаваясь вопросом, почему мой смех, так подействовал на него. Проходя мимо деревьев с низко висящими ветвями, окружающими амбар, я заметила лошадей, пасущихся в загоне.

Когда вошла в амбар, мои глаза расширились от увиденного зрелища. От пола до потолка были расположены бочки, ряды и ряды тянулись вдоль огромного пространства. Амбар выглядел большим снаружи, но внутри он был просто огромен. Сбоку стояла пара чанов для брожения, а рядом с ними старый корзиночный пресс³⁷. Я бы не удивилась, увидев, что все инструменты сделаны из дерева. В современном виноделии, как правило, все приспособления были металлическими. Прессы были в основном пневматические³⁸. Это делало процесс быстрее, более легким в обращении, с последовательными и измеримыми результатами.

Быстрое производство равнялось большей прибыли.

Деревянное оборудование и ручной сбор урожая рассматривались многими как излишне традиционные. Меня так и не удалось убедить. Для меня старомодные способы демонстрировали истинное человеческое мастерство, использование своих знаний и суждений вместо компьютеров и датчиков. Это говорило о том, что винодел заботился о своем ремесле, лелея свое вино, как родители лелеют своих детей.

Ножка стула заскрежетала по каменному полу позади меня. Я оглянулась через плечо: Ахилл притащил шаткий стул из отгороженного занавеской угла комнаты. Он поставил его перед маленькой дровяной горелкой, затем взял тряпку и начал счищать густую пыль, скопившуюся на сиденье.

Когда он закончил, то жестом пригласил меня сесть. Он взял две тарелки с деревянной столешницы в углу комнаты и поставил их на стол рядом с нами. Мой желудок заурчал.

— Аранчини³⁹, — заметила я. — Мои любимые.

Ахилл принес два бокала вина. Один взгляд на темно-красную жидкость, одно дуновение дубового запаха, и я сразу же поняла, что мы сейчас будем смаковать.

— Твое вино, — прошептала я и осторожно сделала глоток.

Мои глаза закрылись, когда божественный вкус взорвался на языке.

Когда я снова их открыла, Ахилл внимательно смотрел на меня. Его рука крепко сжимала ножку бокала. Я облизала свои губы.

— Не важно сколько раз я его пью, все равно в восторге от его вкуса.

Ахилл отвел взгляд и сделал глоток из своего бокала.

— Какой это год?

— 2011, — ответил Ахилл, поставив бокал на стол.

Он протянул мне вилку.

— Спасибо, — простонала я, откусывая кусочек от своих аранчини.

Покачав головой, я призналась:

— Почему здесь, в Италии, все намного вкуснее? — Я откусила еще кусочек; на вкус он показался даже лучше, чем первый. — Клянусь, моя мама удивительный повар. Моя бабушка была еще лучше. Когда мы переехали в Нью-Йорк, они готовили столько же, сколько и в Парме, но ничто, ничто, не имело такого вкуса, как здесь.

— Это Италия, — ответил Ахилл. — Солнце, местоположение. Просто есть что-то в нашей земле, что делает вкус таким потрясающим.

— Вы когда-нибудь выезжали за пределы Италии?

— Нет, но я не могу представить, что-то более красивое или волшебное, чем наш дом. Нельзя улучшить совершенство.

Его слова заставили мое сердце растаять.

— Нет, — согласилась я, — нельзя. Я путешествовала по многим странам и была во многих местах, прожила большую часть своей жизни в Америке, но начинаю понимать, что ничто не сравнится с Италией. Я скучаю по дому, с тех пор как приехала сюда, но думаю, это больше связано с моей семьей и друзьями, чем с небоскребами Манхеттена и вездесущим шумом.

Остаток обеда мы доедали в полном молчании. Затем Ахилл собрал тарелки и отнес их в маленькую раковину. Он достал две чашки и налил нам кофе из своей гейзерной кофеварки. Как только он поставил их на стол между нами, я заметила стопку газет, лежащих на верстаке вдоль стены. Мой желудок сжался. Я посмотрела на заголовок страницы, он был… обо мне.

Я быстро поднялась со своего стула и взяла газету. Сверху лежали деревянные щепки, что давало понять — эту газету не читали. Я сдула их и увидела себя на прошедшем новогоднем балу на Манхэттене. На мне было серебристое, расшитое бисером платье до пола от «Валентино», а на голове красовалась тиара. Это был костюмированный бал, темой которого была сказка. Этот искусно сделанный снимок заставил меня выглядеть аристократкой до кончиков ногтей.