Вулканолог Званцев и его техноморфы
Шрифт:
– Вроде программистов?
– не унимался Митрошка.
– Видишь, - вздохнул человек.
– Когда захочешь, ты все правильно понимаешь.
– Космонавты тоже пользуются жаргоном, - через некоторое время объявил Митрошка.
– И врачи. Значит ли это, что они находятся на одной социальной ступени с преступниками?
– Митрошка, - сказал Званцев.
– Лучше бы ты занялся русским языком. Или английским.
– Лучше русским, - сказал робот.
– Боюсь, что на английском ты снова перестанешь меня понимать.
Неделю или две Митрошка изъяснялся
Еще через неделю он вовсю использовал молодежный сленг.
К концу командировки он пытался объяснить Званцеву, в каких случаях до реформы письменности использовались буквы «ять», «ер» и «i».
– Между прочим, получалось очень красиво, - заметил робот.
– Реформа обеднила русский язык.
– Слушай, Званцев, - озабоченно заметил Дом, - что-то не так идет. Мы кого, филолога растим?
– Ничего, перемелется, - махнул рукой человек.
– Главное, что феней не пользуется. И идиотские мысли выбросил из своей металлической башки.
– Не всегда коту творог, бывает и головой об порог, - согласился Дом.
– Дом, ты что?
– удивился Званцев.
– Дурак дом построил, а умница купил, - признался Дом. Званцев тихо вздохнул.
Болезнь и в самом деле оказалась заразной и обещала стать затяжной.
Дом неосознанно брал пример с робота Митрошки, он уже самостоятельно добрался до толкового словаря русского языка Владимира Ивановича Даля.
КТО, КТО…
– Где Дом?
– поинтересовался Званцев.
Робот Митрошка отводил в сторону глаза, на металлическом лице его невозможно было что-либо прочитать. Непроницаемой была физиономия робота и потому казалась загадочной.
– В лесу, - коротко объяснил Митрошка.
– Званцев, говорит, без меня обойдется, а есть существа беззащитные, им помощь нужна.
– Что еще за существа?
– нахмурился Званцев.
– Опять какие-то игры, Митроха?
– А что я?
– сказал робот.
– Ты о Доме спрашивал? Я и говорю, в лес наш Дом отправился. Тут недалеко, полусотни километров не будет.
– Ну и зачем он туда отправился?
– продолжал расспросы человек.
– Слушай, Званцев, ну я-то тут при чем?
– взмолился Митрошка.
– Я его отговаривал. Я ему втолковывал, что глупость он затеял.
– Та-ак, - с расстановкой подытожил Званцев.
– Что за глупость?
– Я не при делах, - ретировался Митрошка.
– Это его личное решение. Мне-то что? Можем слетать посмотреть.
Лес и в самом деле оказался не слишком далеко. Десять минут лёту.
– Где он?
– спросил Званцев Митрошку.
– Где, где, - с особой интонацией сказал Митрошка.
– А то ты сам не видишь!
И в самом деле - не увидеть лежащую на опушке огромную голубую варежку было трудно.
– Это еще что за ерунда?
– удивился человек.
– Здорово, Званцев, - глухо сказала варежка.
– Ты не волнуйся, я уже заканчиваю. Все-таки странные вы существа, люди, и сказки у вас, мягко говоря, странные.
– Дом, ты о чем?
–
– Про сказки, - сказал Дом.
– Понимаешь, Званцев, для того, чтобы лягушку поймать, пришлось лед на озере вскрывать. Весь в иле перемазался, пока хороший экземпляр добыл. И что же? Дрыхнет и просыпаться не желает. Может, мне ее током ударить?
– Садист, - прошипел Званцев.
– Механический садист. Не смей измываться над бедным животным. И кто у тебя там еще кроме лягушки?
– Заяц и волк, - вздохнул Дом.
– Заяц все скачет да морковкой хрустит, а волк скулит и в двери скребется. Прикинь, я ему бифштексы синтезировал, так не жрет, гаденыш серый. Зайца ему подавай!
– А медведя у тебя там нет?
– поинтересовался Званцев. Дом подозрительно молчал.
– Ну?
– настаивал Званцев.
– Званцев, ты не волнуйся только, - отозвался Дом.
– Он спокойный, даже не проснулся, когда я его из берлоги вынимал. Я ему логово оборудовал, так веришь, он даже лапу из пасти не вытащил. И слюни пускает, словно у бочки меда сидит. Меня мышка-норушка куда больше достает. Гонял ее, гонял, а все без толку. Даже определить, где она находится, не могу. Весь пластик внутренней облицовки изгрызла, наверное, ход пытается прорыть. Слушай, ну почему у мышей такие острые зубы?
Званцев промолчал. Он зримо представлял волка, изнемогающего при виде зайца, спящего на его любимом диване медведя и неторопливую мышь, прогрызающую ход в недрах Дома.
Вернуть медведя в берлогу, закопать лягушку в ил, выпустить в лес шалого волка, который тут же погнался за одуревшим со страха зайцем, было делом недолгим. Вскоре они уже направлялись в город. В Доме стоял запах псины и свежей земли. Митрошка бродил по Дому и что-то бормотал себе под нос. Видимо, слова эти были не слишком лестными для Дома, тот неумело отругивался.
– Слушай, Дом, - поинтересовался Званцев.
– А с чего тебя на сказки потянуло?
– Жалко зверей стало, - признался Дом.
– Вон какие морозы стоят. Что по Цельсию, что по Фаренгейту. А жилья своего у них нет. Ну и решил дать им морозы переждать. Ты, Званцев, не волнуйся, я бы обязательно вернулся.
– Сказочник, - съязвил Митрошка.
– Доброхот!
– Я все понимаю, - сказал человек.
– Одного понять не могу - почему именно теремок?
– Общежитие, - пояснил Дом.
– Сожительство разных видов. Хотелось понаблюдать вблизи. Интересно же, Званцев. А в «Теремке» конкретно сказано, кто должен в нем жить.
– Исследователь!
– с неопределенной интонацией сказал Митрошка.
– Ты радуйся, - коротко хохотнул Званцев.
– Это он сказки по второму тому Афанасьева изучал, там хоть чертей и ведьм нет. Представляешь, он ведь мог и собственным домовым обзавестись. Мог ведь, Дом?
Дом подозрительно молчал.
Они летели над землей, и за прозрачной стеной мелькали ровные квадраты снежных полей, разделенные дорогами и темными лесополосами. Слышно было, как в недрах Дома скребется мышка-норушка, пытаясь найти свои запасы.