Вверху над миром
Шрифт:
— Жаль, что ты этого не видела, — сказал ей Тейлор. — Там везде ручейки цианида.
Она коротко рассмеялась и взяла коктейль, который протягивал ей Гроув.
— Именно этого мне и не хватает — капельки хорошего цианида.
Столовая представляла собой небольшой музей доколумбова искусства: ее стены были изрезаны нишами, где хранились маски и скульптуры. Гроув захотел пообедать здесь, утверждая, что снаружи чересчур жарко. Затем разгорелся спор с Лючитой, возражавшей, что из-за кондиционера
— Мало того — ты еще подаешь нам «виши» со льдом, — пожаловалась она.
— А, колотун старой наркоманки. Здесь ведь жарко, — Гроув взглянул на Дэй, ища поддержки.
— Для меня в самый раз, — безразлично сказала она, одновременно сплетя ноги, поскольку было зябко и неуютно.
— Превосходно, — сказал доктор Слейд.
— Ты же в куртке, — сказала ему Дэй и запнулась. — Что это за божество? — поинтересовалась она вскоре, показывая на большую каменную скульптуру, высившуюся в дальнем конце комнаты.
Гроув почтительно взглянул на статую.
— Это Шиулок — бог жизненной силы. Его называют Отцом Фурункулов. Весит четырнадцать тонн.
— А я думал, гораздо больше, — угрюмо сказал доктор Слейд: он считал, что нелепо окружать обеденный стол кривляющимися рожами и злобными мордами.
— В том-то все и дело, — подхватил Гроув. — Камень — пористый. На него выдавливали фурункулы, и он всасывал гной.
— А, — сказала Дэй, глядя в свой стакан с «виши».
— Бог жизненной силы, — повторил доктор Слейд как бы обдумывая это понятие.
— Где вы всем этим разжились? — спросила Дэй Гроува.
— Откопал на собственной земле. Самые крупные находки отобрало правительство. Но в мастерской есть один мамонт, которого вы обязательно должны посмотреть.
— Ручаюсь, потом две недели спать не будете, — очень серьезно предупредила ее Лючита.
— Не терпится взглянуть, — сказала она Гроуву. — А что это такое?
— Просто божество. Правда, на нем — змеи и пауки, вот она и боится.
«Что я здесь делаю? — спросила она себя. — До чего нелепо сидеть в этой ледяной комнате с двумя разобщенными молодыми людьми! Оставаться здесь и дальше — бессмысленно». Она подозревала, что заставить Тейлора действовать будет трудно. Возможно, понадобится устроить сцену, но она была готова и к этому, если он вдруг станет возражать. По крайней мере, она с удовлетворением поняла, что больше не колеблется.
Сразу после обеда, пока Лючита и доктор Слейд пили кофе в крытой галерее, Гроув повел ее в комнату, где стояла огромная статуя. Позади нее из окон в вышине лился свет: у Дэй возникло стойкое ощущение, будто скульптура живая и наделена сознанием. Гигантская каменная глыба как бы застыла в ожидании. Дело не в том, что ее украшали змеи и пауки или, возможно, сердца и черепа. Живым был сам камень.
Откуда-то над головой доносилось отчаянное жужжание одинокой мухи, бившейся в оконное стекло. Воздух в комнате был горячий и неподвижный. Чем дольше они сидели молча, тем весомее становилась статуя.
— По-моему, мы с Лючитой воспринимаем ее одинаково, — наконец сказала она. — От этих индейских штучек у меня мороз по коже.
— Она не кажется вам прекрасной? — спросил Гроув.
— Она великолепна. Но я не хотела бы жить поблизости. Мне даже не хочется ее потрогать, — проговорила она извиняющимся тоном, а затем вернулась к своему естественному: — По-моему, это были довольно жуткие цивилизации, вы не находите?
— Жуткие по сравнению с чем? Сядьте вот здесь на кушетку, отсюда лучше видно. В ней есть особая гармония.
Она усмехнулась и любезно села:
— Отсюда, разумеется, еще страшнее. Но вы спросили: «По сравнению с чем?» Ну, например, с нашей христианской цивилизацией.
Внезапно он уселся рядом с ней:
— Единственное, что христианство дало человечеству, — это урок сопереживания. Слова Иисуса — руководство, обучающее, как ставить себя на место другого.
— Вот как? — Если он надеялся ее рассердить, она его разочарует.
— Ваш муж очень за вас волнуется, — продолжил он, словно возвращаясь к прерванному разговору.
— Волнуется за меня? — воскликнула она изумленно.
— По-моему, его беспокоят последствия вашей болезни, остатки амнезии.
— Смешно, — сказала она, досадуя на то, что они говорили о ней. — Это ведь не навсегда, правда?
— Нет-нет, — ответил он, после чего вновь послышались мучительные попытки мухи вырваться. Они посидели молча.
Наконец, он заговорил:
— Знаете, вам нужно поработать над этим. Например, когда мы были на террасе, еще в столице, вы рассказывали, как выходили из таможни в Пуэрто-Фароль, и судя по тому, как вы все описывали, это походило на весьма отчетливое и подробное воспоминание.
— Да, — сказала она неуверенно. Картина, которую она видела сейчас, вовсе не была отчетливой и подробной: это больше напоминало фотографию, которую она когда-то видела, нежели реальное жизненное событие.
— Вы знаете, какую часть я имею в виду, — в его голосе послышались нотки нетерпения. — Когда одна сторона здания и вывеска словно согнулись, а вода в порту текла, как в реке? И вдоль берега лежали вырванные с корнем пальмы?
Он зажмурилась на пару секунд. А когда открыла глаза, сердце бешено застучало. Не проронив ни слова, она медленно покачала головой.