Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум

Борминская Светлана Михайловна

На подоконнике, в открытой хлебнице, сушились остатки вчерашнего хлеба, над плитой гнездились крупы – пшенная, ячневая и гречневая. А маленький диванчик с валиками был с утра оккупирован Домной Семеновной, ей нездоровилось... В руках у похрапывающей старушки был зажат 56-й томик Ленина, она его читала порой. Некоторые слова были знакомы и даже вызывали улыбку. Особенно ее веселило почему-то слово экспроприация.

Допотопный приемник на стене тихо бубнил о новостях, пока Домна Семеновна крепко спала, накрывшись плюшевым покрывалом

с оленями. Бабушке Домне все это время снился сон: какая-то осклизлая яма с остатками старого кладбища и чей-то улыбающийся скелет в черном фраке. Это был набор ее печальных мыслей, определила суть увиденного кошмара старушка, когда проснулась и села на диване.

– Чего-то мы вроде зря?.. – бормотала она, совсем пробудившись и вставая.

Слегка покачиваясь, она нацепила очки на красных веревочках и огляделась – кухня куда-то «плыла», и бабушка Домна снова присела, придерживаясь рукой. Ее нездоровье продолжалось, уяснила она и «через не могу» заставила себя поесть каши и попить чаю.

После чаю бабушка Домна повеселела. По крайней мере, уже «не летали чайники по кухне», с удовольствием отметила она и даже начала не спеша мыть посуду.

«Годы чувствуются, – размышляла она, пока терла сковородку. – Каждый прожитый годок... Живешь и жуешь камни... Каждый знает, для чего он живет... Чем больше прожил, тем больше накопилось боли и опыта. Опыт – это камень, который разжевал».

Вот такие мысли временами посещали старуху Хруслову, пока она складывала чистую посуду в шкафчик.

Чеканка с джигитом на стене напомнила Домне Семеновне о зяте-ногайце и дочке, которых не было на этом свете... Ушли друг за дружкой, оставив на нее внука Максимилиана. Мальчик, как ни пытался, так и не смог закончить школу. Но, по правде сказать, здоровый идиотизм внука бабушку Домну никогда не пугал.

– Он добрый паренек, – точно знала Домна Семеновна и говорила об этом всем неплохим людям.

Тревожная симфоническая музыка по радио навевала печаль, и Домна Семеновна, сунув в карман халата плеер Максимилиана, стала слушать «Раммштайн» через наушники. Через пару минут она уже бодро вышагивала по кухне и даже, схватив мусорное ведро, решительно понеслась с ним к двери. Если бы она только знала, что в подъезде курит соседушка, дед Поламарь в дымчатых очках...

Бабушка Домна тотчас пожалела, что вышла, но отступать было не в ее характере, и, поздоровавшись, она прошла мимо, а когда возвращалась с пустым ведром, дед ее дожидался на том же месте и улыбался. «Соседушка-шкурка» называли его все в подъезде, и было за что.

– Максимка-то, Домк, все такой же, ударенный бревном? – деловито спросил дед, едва Домна Семеновна вошла в подъезд. – Не женится, наверное, никогда? Да и кто ж за такого пойдет? Где такую дуру взять? – Вопросы сыпались из деда, как горох из дырявого мешка.

– Сам ты ударенный, а вот и женится, тебя не спросит! – в сердцах ответила бабушка Хруслова, глядя на высокого тощего деда, который многозначительно

косился на нее сквозь дымчатые очки.

– Какая жаль, – не дрогнул дед Поламарь. – Жаль какая... Где вы ночь-то всю ходили, в ту бурю-то? Я видел, как вы домой брели утречком. – Дед хмыкнул, а Домна Семеновна от неожиданности вздрогнула. Она смолчала и пошла посмотреть, не положил ли кто в их почтовый ящик письмо. Но ящик, как всегда, оказался пуст. – Кажется, он наркоман... только, тсс-сс-с... – Дед мигнул и добавил: – А ведь у него претензия на шизофрению, Домка!

У Домны Семеновны закружилась голова.

– Что ты несешь, убогий дед. Максимка в автоматы поиграть любит, а не наркоман, тьфу. – Домна Семеновна в сердцах даже плюнула в сторонку и чуть не попала в соседа, который стоял совсем близко к ней.

– А ведь могла б свое счастье устроить, – вкрадчиво выговорил напоследок дед Поломарь, облизнувшись на старушку, и направился к лестнице.

– Счастье? – недоверчиво пробормотала бабушка Домна. – А разве есть оно, счастье-то? С тобой, что ли? – И, закрыв почтовый ящик, она ушла к себе, топая изо всей силы тапочками. – Подгадил настроение, – садясь на диван, проворчала Домна Семеновна. Она открыла томик Ленина и углубилась в чтение.

– Опять болеешь? – вернувшись вечером с работы, потряс ее за плечо Максимилиан. Домна Семеновна снова сладко спала на диване в кухне. – Я не один, ба...

– А с кем? – мгновенно всполошилась Домна Семеновна, заглядывая за спину внука.

На пороге кухни стоял хрупкий прыщавый малый и настороженно разглядывал бабку сквозь квадратные очки.

– Это Петр, на юриста учится, – деловито пояснил Максимилиан. —Мы его дядю часто в дурдом забираем, познакомься, ба...

– Петя, – неожиданным в таком хрупком существе басом представился тот. – Студент юрфака.

– Домна, – улыбнулась бабушка. – Надо же, студент!

– Заходи, не бойся. – Максимилиан вздохнул. – Ба, а чемоданчик-то...

– Сейчас. – И Домна Семеновна, встав на четвереньки, вытащила из-под дивана «тот самый» кейс.

– Работал, ба, целый день – есть хочу, – кивнул на пустую плиту Максимилиан. – Документы какие-то, смотри, – открыв кейс, пожаловался он Петру. – Не петрим мы, что за бумаги, Петь.

– Давай, – деловито кивнул студент.

Домна Семеновна шустро жарила яйца, пока внук и гость вдвоем рассматривали бумаги с печатями. Неожиданно гость рассмеялся и что-то сказал Максимилиану. Тот недоверчиво переспросил:

– Точно?

– Ага! – кивнул Петр.

В кухне стало тихо, только весело шкворчали на сковородке яйца с кружками краковской колбасы.

– Там документы на сеть платных туалетов «Орхидея», только учредителя вписать осталось, – дважды повторил Петр, разглядывая опрятную нищету кухни Хрусловых. – Между прочим, туалеты сети «Орхидея» очень прибыльные предприятия, оснащены самым лучшим оборудованием, – отправляя в рот кружок горячей краковской, хмыкнул Петр через минуту. – Ленина читаете? – выразил неподдельное удивление он, наткнувшись глазами на пятьдесят шестой томик в темной фирменной обложке.