Выбери меня

Ганова Алиса

— Сравнится?! — от возмущения у него дыханье сперло.

— Ну, — Кризель поняла, что подошла к пределу дозволенной грани, — если мужчина действительно лучший, женщина и сравнивать не захочет. Так ведь?

— Это вы к чему? За измену вас казнят!

— Ревнуете?! — смотрела пристально и злорадно улыбнулась.

— Дразните?

— Пытаюсь быть вам под стать. Мужчины не любят и не уважают слабых духом женщин.

— Слушайте! Я хочу в семье видеть поддержку, а не сильного соперника.

— Зачем? Если вы будете утешаться в объятиях других женщин. Они вам и окажут всесильную

поддержку.

— Вы забываетесь!

— Разве я говорю не правду?

— Чем говорить глупости, вы должны сделать все возможное, чтобы я вас полюбил.

— Глупый мужчина пытается перевоспитать женщину, умный — научить. А мудрый совершает почти невозможное: любит ее такую, какая есть.

— Ну, знаете! — Олистер сжал тонкие губы и прищурился.

— Разве вы не мудрейший из мужчин Аверсии?!

— А отчего же вы, хитрейшая из женщин, не можете полюбить меня таким, какой я есть? Вы же избранная!

— А я жду, когда вы влюбитесь в меня!

— Вообще-то я жду того же!

— А вы представляете, на что способна влюбленная ревнивая женщина?!

«А если еще такая изворотливая! — про себя поддел Олистер. — Да такую можно или любить, или убить».

Поймав его прищуренный взгляд, Кризель заметила:

— Если гадаете, какую змею подарить в мешке — то ту, от яда которой не придется долго мучиться!

И Олистер решил, что обязательно подарит ей кольцо со змеей.

«Характером один в один. Лежит, на солнышке греется, а тронь… Но я азартный, люблю диковинных зверей. И дам, судя по всему, тоже».

Глава 20

Я сидела за столом и старательно выводила вензеля и завитки, выходившие как назло кривовато-остренькими и совершенно не изящными.

Прошла лишь седмица, а казалось, что в учебной суете минула уже половина моей жизни. Круговерть учителей, требовавших то идеального исполнения шагов и па, то зубрение геральдического талмуда с непонятными эмблемами и диковинными знаками, то уроки иностранных языков и вычурного этикета… — все это пытались впихнуть в одну многострадальную голову — мою. Когда же вечером, мечтавшая о покое и одиночестве, добиралась до комнаты, то не ложилась в кровать, а переодевалась в амазонку, штаны и шла к леваде, чтобы продолжить обучение верховой езде. Олистер был сдержан, терпелив, объяснял все, что мне было непонятно. И все же я видела в нем хорошего знакомого, но никак не будущего мужа.

«В школе столько не училась, как сейчас», — от усталости зевнула, и тут же леди Марнет отчаянно всплеснула руками.

— Леди Кризель! И верно, пишете как курица лапой! Простите за ваше же сравнение, но я ошеломлена! Как можно, чтобы хорошенькая девица имела жутчайший почерк и писала с кляксами?! — полноватая женщина, не найдя во мне ни капли стыда, трагично вздохнула. — Вам меня не жалко? Наблюдая, как вы неумело выводите сучковатые крюки, страдает мое сердце! Я учила многих отпрысков благородных семейств, но вы — особенный случай! Будто впервые держите перо!

— Я стараюсь, — проворчала, ощущая себя первоклассницей с косичками за партой.

— В пансионах, кто пишет без старания, получает розгой по рукам, зато после начинают стараться втройне. Но в вашем случае я взываю к вашей гордости и благородству! Если эту уродливую закорюку, именуемую вами — подпись, увидят иностранные послы, что они подумают о Аверсии?!

— Увы, леди Марнет. Жаль вас расстраивать, но в Ликонии виконт Брефер наверно уже всем разболтал, какая я неумеха и груб…

— Ох! — сорвалось с губ наставницы, и она прикрыла рукой рот. — Это ужасно! Невозможно! Однако на счастье, у вас есть шанс произвести впечатление на его супругу…

Я замерла с приоткрытым ртом, пораженная словами, как ударом молнии.

— Говорят, миледи очень приятная и рассудительная женщина. Вижу, вы тоже удивлены. Право, когда я узнала о тайном венчании виконта, тоже сперва не поверила…

Склонив голову над листом и сжимая перо до белизны пальцев, я пыталась сохранить лицо и не расплакаться. Знала же, что мерзавец, обманщик и даже лицемер. Но верила в чудо, надеялась тайком, что он искренен в чувствах. А все оказалось ложью. Чуть отдышавшись, поняла: как же повезло, что узнала новость сейчас, а не при других обстоятельствах. Олистер бы вышел из себя, дала бы повод для сплетен. А так, сошлюсь на головную боль, свыкнусь с этой мыслью и назло ему стану лучшей, достойной Олистера избранной. И пусть лжец обломается со своими планами!

— …Венчание состоялось не далее, чем день назад. Невеста приехала к нему, узнав, что виконт заболел. Еще уговорила его не покидать Аверсию, и дать возможность наладить отношения с принцем! Какая мудрая женщина! Как только увидите ее — поймете это. Уверена, при дворе она станет популярной…

— Какая умница, — прошептала я и склонила голову над прописями, чтобы скрыть горечь разочарования и обиды. А на что я собственно надеялась?

Расклеившись, постоянно уходила в себя, думала не о том и наставила кучу клякс. Урок танцев проходил тоже не лучше. Я то и дело сбивалась с шага, путала порядок движений, даже на ногу наступила господину Пелетену.

— Простите, что-то сегодня чувствую себя ужасно, — подняла руку и коснулась лба.

— И, правда, на себя не похожи. Однако завтра от меня так просто не уйдете. Отработаем как за два занятия.

— Благодарю за понимание, — кивнула головой и побрела в комнату. У меня было хотя бы полтора часа до следующего занятия, чтобы придти в себя.

«Наверняка, женился на спесивой аристократке, а надо мною, сволочь, насмехался! — от злости и унижения, меня бросало в жар. Прорыдала от обиды всю ночь, а наутро поняла, что ни Брефет, ни Олистер не заслуживают ни одной моей слезинки.

«Все! Тихо! — сказала себе, умываясь прохладной водой. — Плачут слабые, а сильные действуют!»

Так я твердо решила: поразить всех, кто раньше знал меня неуклюжей простушкой — осанкой, величественной поступью и обаянием. Пусть до бала оставалась неделя, но этого вполне достаточно, чтобы сосредоточиться на танцах, этикете и езде.

На просьбу — позаниматься дополнительно, Пелетен отреагировал со сдержанным удивлением, но не отказал. И мы с ним танцевали до полуночи. Подстегиваемая обидой, я не чувствовала ни усталости, ни боли в пояснице и ногах, словно открылось второе дыхание.