Выбор Кота
Шрифт:
Валентайн предположил, что она имеет в виду Военно-Воздушные Силы Стратегического Назначения.
— Они не очень жалуют чужаков, но мы познакомились, когда они перегоняли скот в Денвер. Я стала для двоих погонщиков кем-то вроде верхового разведчика. Хорошие были времена. Я тогда многое узнала о землях отсюда и до самых Скалистых гор. Район между двумя рукавами Платта — настоящий проходной двор. Тут тебе и пара курианских фермерских по селений, и банды их прихвостней — «Джеков», и несколько небольших деревень, которые держатся особняком ото всех.
— Так ты бывала в Денвере?
— Нет, посредники встретили нас за городом. Я хотела попасть в Денвер, осмотреть его. Мне, конечно, сказали, что он разорен, как и вся округа. Разрушения огромны, но все же это Свободная Территория, а там всегда хорошо.
Валентайн смотрел, как у них за спиной исчезает станция Гарвард.
— Так ты думаешь, что они собираются покончить с кочевниками?
Она кивнула:
— Похоже на то. Помнишь, та Ткач жизни, Ура, упомянула о двух маленьких свободных поселениях, сожженных этими мерзавцами? Может, они тренируются перед тем, как атаковать более крупную цель — нашу зону или Денвер?
— Если пропитание Денвера зависит от этих людей, кочевников, — рассуждал Валентайн, — то, возможно, это первый шаг в кампании против них. И тогда понятно, почему они напали на Форт-Роулинг. Это была проба сил.
— У нас есть шанс увидеть, как они действуют, — сказала Дювалье. — Их организацию, разведку, подготовку к атаке. Выяснить все об этих вооруженных Жнецах. Есть ли у них артиллерия? Похоже на то, что у «Ломаного креста* своя авиация, пусть даже это всего один самолет. Командованию Южного округа необходимо знать, что за угроза надвигается.
Валентайн предчувствовал еще одну, куда более важную битву. В нем подспудно боролись чувство долга и жалость, собственная совесть и требования Устава. Но сейчас он недолго терзался сомнениями. Слишком много жизней было поставлено на карту.
Ветер растрепал его волосы. Он стянул их в хвост, и в этот самый момент принял решение. У него как будто груз упал с души. Он выпрямился:
— Али, именно так нам и следует поступить. Но прежде всего мы должны предупредить этих людей.
Они спрыгнули с поезда, когда он замедлил ход, взбираясь на холм к востоку от Огаллалы. Вместо того чтобы тут же нырнуть в кусты, они помахали на прощание железнодорожникам из тормозного вагона. Те, улыбаясь, помахали в ответ.
— Это всегда так забавно, — сказал Валентайн, вытаскивая колючки из волос и подхватывая рюкзак. — Ты как, в порядке?
— Это не привело тебя в чувство? — спросила она, переодеваясь в грязную походную одежду.
По крайней мере, она снова с ним разговаривала. У них вышла ссора, и она перестала с ним разговаривать, когда он спросил, может ли она спокойно смотреть на смерть ее друзей, поставляющих скот в Денвер.
— Нет, Али, я не говорил, что ты тоже должна идти. Я этого не предлагал. Одна пара глаз видит столько же, сколько и две. Ты можешь следить за «Ломаным крестом», а я попробую дать знать людям в Дюнах.
— Нет, ты не это предложил. Ты сказал: «Мы должны предупредить этих людей». «Мы» — это множественное число, мистер профессор.
— Ладно, я надеялся, что ты захочешь пойти со мной. В конце концов, это ты с ними знакома.
— Это безответственно. То, что мы здесь делаем, дьявол, — вот что действительно важно. Ведь Южный округ пребывает в уверенности, что «Ломаный крест» — просто еще одна шайка Квислингов. Я взяла тебя с собой, потому что, читая твои рапорты, решила — ты не меньше моего беспокоишься обо всем этом. А теперь ты хочешь отправиться в Дюны, где мы будем иметь де ло не более чем с последствиями их атаки, вместо того чтобы заранее ее просчитать, узнать их численность, стратегию.
По ее лицу текли слезы.
— Я люблю этих людей, Вал. Они хорошие, но не единственные такие. В тех вагонах — целые семьи, Валентайн. Очень скоро они умрут. И мы с этим ничего не можем поделать. Это убивает меня. А ты хочешь теперь пожертвовать и нашими с тобой жизнями. Мы служим Южному округу. Разве мы не должны в первую очередь предупредить командование? Ты что, не давал присягу, когда становился офицером, или Волком, или кем там еще, когда вступал в Сопротивление?
— Если я успею их предупредить, они, может, сумеют спрятать детей. Мы… ладно — я… я просто обязан сообщить им об угрозе. — Он покрепче ухватил рюкзак. — Я иду туда. Даже если ты захочешь остановить меня.
Они уставились друг другу в глаза.
Дювалье отвела взгляд и посмотрела на грязь под ногами, ковырнула землю кончиком посоха. Затем перехватила его покрепче посредине, и на секунду Валентайну показалось, что она готова его ударить. Она больше не плакала. Казалось, даже почувствовала облегчение.
— Ладно, Дэвид. Мы предупредим их. Но и только.
Коты решили рискнуть и перебраться через Норт-Платт днем, чтобы как можно скорее вступить в схватку со временем и смертью.
Переправа оказалась несложной: в это время года грязно-коричневая река сильно обмелела. Они углубились в край песков в том месте, где на обломках плотины Кингсли висело объявление: «Опасная зона. Нарушителей ждет немедленное наказание*. Несмотря на то что дамба была уничтожена, они сумели переправиться, не замочив ног выше колен. Несколько рыболовов, видимо из Огаллалы, удили на берегу. Если часовые из засады и заметили парочку Котов, военный бронежилет Валентайна, вероятно, сбил их с толку, и они не открыли огонь.
Вместо того чтобы сразу же скрыться в дюнах, что было бы подозрительно, Валентайн решил пройти вдоль берега Платта, поросшего березами и тополями.
Немного передохнув, они обнаружили, что по перелескам, идя параллельно старому 61-му шоссе, можно незаметно пробраться на север Дюн.
Валентайн прибавил шагу. Он взял у Дювалье ее рюкзак, так что она, не имевшая опыта Волка, год за годом совершавшего длинные забеги, налегке могла поспевать за темпом Валентайна.
Коты бежали по холмам, изо всех сил стараясь, чтобы их не заметили. На закате они сделали привал, чтобы отдохнуть и полюбоваться заходящим солнцем во всей его красе. Валентайн и раньше бывал в местах, откуда открывались взгляду бескрайние просторы, но было в этом волнующемся море жухлой травы и комьев земли что-то особенное, вечное.