Выбор Кота

Найт Эрик

— Странно, — сказала Дювалье. — То, что мы сейчас делаем, в общем, полная глупость. Безнадежная затея. А я чувствую какое-то облегчение. Как будто вот-вот тебя расстреляют и уже поздно беспокоиться.

Валентайн посмотрел на нее, массируя уставшие ноги. Заходящее солнце придавало ее коже золотисто-медный оттенок.

— Нет, это не так. Ты поступаешь правильно. Когда я был еще ребенком, вся моя семья погибла, а меня взял на воспитание человек, работавший учителем. Он заставлял старшеклассников читать про Холокост. Холокост был…

— Я знаю, что такое Холокост, — сказала Алиса без обычного раздражения. — Генеральная репетиция всего ВОТ этого.

— Он делал это по двум причинам. Одна из них — показать, что были люди, которые прошли через такие же испытания, как наши, и выжили. Хотя на границе Миннесоты тогда было не так уж и плохо. А другая причина состояла в том, чтобы мы поняли: зло, даже если оно кажется всесильным, в конце концов неизбежно терпит поражение. Он говорил, что зло — как бешеное животное: оно очень опасно и должно быть как можно скорее уничтожено, но даже если с ним не удается справиться с помощью внешней силы, болезнь убьет его изнутри. Возвращаясь к одной из тех книг о Холокосте, которые я прочитал: все началось с дневника одной маленькой еврейской девочки. Ее убили, но дневник сохранился. В нем говорится о людях, которые помогали евреям — и не только — прятаться и спасаться от нацистов. Этих людей потом спрашивали, как они отважились на это, зная, что нацисты убивают всех, кто помогает евреям. Они отвечали, что тут вовсе не требуется отваги. Это был тот выбор, который легче всего сделать. Поступая правильно, они сохраняли человечность. Я думаю, они черпали силы в том, что сохраняли самоуважение. Тот, кто поступает по совести, по-настоящему силен.

Валентайн развязал свой старый кисет и достал маленькую каменную пирамидку, чтобы она подзарядилась от вечерних лучей солнца.

Дювалье взглянула на пирамиду.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что Ткачи жизни — ангелы?

— Что? Ну… нет. Ну ты и сказала! То есть что ты имеешь в виду?

— Когда я впервые попала в Свободную Зону и Кот по имени Рурки стал мне заместо отца, он повел меня к Рю. Стоял солнечный день, и на нем была та самая белая набедренная повязка, в какой он ходит обычно. Только тогда он был обернут во что-то еще, тоже белое. Я помню, как смотрела на него, когда что-то в вышине, казалось, вдруг воодушевило его. Он повернулся и распростер руки. И внезапно я увидела у него нимб и большие белые крылья, вырастающие из спины. Конечно, это была всего лишь шаль или что там еще и солнце в волосах.

— Смешно думать, что кто-то вроде ангелов создает убийц. Ткач, который превратил меня в Волка, говорил, что не такие умелые воины, как берсерки, а только люди, переполненные ненавистью и яростью, способны победить куриан. Так, во всяком случае, я запомнил. В целом его речь была довольно путаной.

— От Рю я ничего подобного не слышала. Он всегда кажется таким, — она подыскала слово, — одиноким. Одиноким и печальным.

Вал пожал плечами:

— Хочешь немного передохнуть?

— Я думаю, это тебе нужен отдых. Ты несешь почти весь наш багаж, да еще это жуткое ружье и боеприпасы.

Когда-то в полку мы называли себя не Волками, а мулами. Они избрали нас для выхолощенной жизни на износ.

Он растянулся на траве, подложив под голову плащ вместо подушки.

— Я справлюсь.

— И все-таки ты тащишь слишком много, — сказала она и, неожиданно наклонившись, поцеловала его в лоб.

Он открыл один глаз.

— Хорошо, что ты не сделала это, когда была в тех шортах и лифчике. А то я бы очень убедительно исполнил свой долг новобрачного.

— Раскатал губу, Валентайн, — сказала она, метнув в него ореховую скорлупу (они по дороге прикупили Целый мешок орехов).

— Хотел бы я видеть, как ты покупала тот красный лифчик. Я бы хранил это воспоминание, как сокровище. Никто в Холле мне не поверил бы. Полагаю, ты сожгла улику.

— А я и не покупала его в Линкольне. Я просто нашла лифчик в разрушенном складе в Амарилло год назад. Он висел на пластмассовой вешалке, все еще в обертке из папиросной бумаги и целлофана. Он мне пришелся впору, и я решила сохранить его до того времени, когда уже будет не справиться с сиськами.

Он рассмеялся:

— Ты целый год таскала с собой повсюду красный лифчик?

— Пусть это будет моим маленьким секретом, о'кей? Тебе, мужику, не понять, как много значит хороший лифчик.

— Твои маленькие секреты были отлично видны под той джинсовой жилеткой.

— Кретин.

— Сучка.

— Не будь ослом — отдохни. Нам через час выходить.

Через день они набрели на широкую тропу, ведущую на восток. Колеса фургонов и лошадиные копыта оставили четкий след на поросшей травой дюне.

— Не нужно быть Красным Облаком, чтобы взять этот след, — сказал Валентайн, столкнув комок грязи в колею, чтобы увидеть, насколько она глубока.

— Красным чем?

— Красным Облаком. Он был вождем племени сиу. Так говорила моя мама, когда я, бывало, насвинячу в кухне.

Она наклонила набок голову и улыбнулась.

— У тебя есть ее фотография?

— Только в памяти.

— Держу пари, у тебя ее волосы.

Валентайн лишь пожал плечами, и они пошли по следу. Донесшееся издалека в вышине жужжание заставило их укрыться. С юга приближался маленький самолет, который они видели в депо «Ломаного креста».

— Теперь нам не выиграть время, — сказала Дювалье, глядя на самолет-разведчик. — Этой штуке надо не больше часа, чтобы проделать путь, на который у нас ушло несколько дней.

Как только аэроплан скрылся на севере, Валентайн и Дювалье направились дальше в Дюны но следам, оставленным множеством людей и животных. Они прошли быстрым маршем около часа, затем сделали пятнадцатиминутный перерыв, потом снова пустились в дорогу. Спустя шесть часов даже Валентайн почувствовал, что в горле у него пересохло, а ноги стерлись. Дювалье, которая стонала всякий раз, когда они снимались с привала, эти самые тяжелые мили преодолевала молча.

Был уже вечер, когда они заметили впереди на тропе двух всадников, замыкавших арьергард каравана. Они двигались осторожно, избегая открытых мест, то и дело останавливая лошадей, оглядываясь и прислушиваясь.

— Это и есть кочевники, — заметила Дювалье, возвращая бинокль Валентайну.

Теперь они бежали, уже не таясь, пытаясь нагнать всадников.

Те очень скоро их заметили и повернули лошадей им навстречу. Оружие Валентайна висело на плече. Дювалье держала только свой посох.

Всадники с винтовками на бедре осадили лошадей и ждали развития событий.

— Ближе не подходи, солдат, — велел один из них из-под широкополой ковбойской шляпы. — Ты кто, дезертир?

— Послушайте, — вмешалась Дювалье, он — не солдат. На нем форма убитого военного — для маскировки. К какому клану вы относитесь?