Выбор оружия
Шрифт:
– Ну что, Качок, узнаёшь это место?
– Чего я должен узнавать?
– Семь дней назад, в два десять ночи, на этом месте Гусак на «КамАЗе» убил Очкарика.
– А я при чем? Эй, ты… вы… вы что, не знаете, кто я?
– Это ты не знаешь, кто я, – поправил Турецкий. – И может быть, никогда не узнаешь. Сколько баксов ты передал Очкарику в тот день вечером в служебном туалете?
– Не знаю я никакого Очкарика.
– Давай договоримся, Качок… Как тебя звать-то? А-то как-то неудобно – Качок.
– Ну Иван.
– Давай договоримся, Ваня. Либо ты утолишь мою любознательность и мы вместе поедем дальше, либо дальше я поеду один. А ты больше никуда не поедешь. Нет, все-таки поедешь. В последний раз – на кладбище.
– Ладно дуру-то гнать. Не замочишь. Водила свидетель. И нас мент видел, когда мы уезжали, сам же… сами же ему помахали.
– Правильно. Инспектор ГАИ видел, как ты меня увез. Ты меня, а не я тебя, понял? А водила… Видишь ли, похитители – ты и водила – допустили оплошность, мне удалось завладеть твоим пистолетом, и я вынужден был пристрелить вас обоих. Действуя в пределах необходимой обороны.
– Таксисты видели, как ты забрал мою пушку.
– И по-твоему, они тут же побегут заявлять? А теперь быстро: сколько баксов ты передал Очкарику?
Качок молчал.
Турецкий поднес к его уху пистолет и выстрелил в открытое окно. И тут же ткнул стволом в нос Качка.
– Ну?
– Пятьсот.
– Когда ты должен был передать остальные пятьсот?
– Ночью. В два тридцать.
– Где?
– На пересечении Ленинградки и кольцевой.
– За что?
Таксист, услышав выстрел, кинулся со всех ног в сторону Москвы, как вспугнутый заяц.
– Вот и свидетеля у нас нет, – прокомментировал Турецкий. – За что? Молчишь? Что ж, ты сделал свой выбор.
Он шевельнул пальцем, лежащим на спусковом крючке.
– Стой! Скажу! Он должен был сунуть какую-то булавку одному фраеру.
– Кому?
– Не знаю. Никитину. Больше ничего не знаю. Он должен был прилететь из Франкфурта.
– Кто передал ему булавку.
– Я.
– От кого ты ее получил?
– Мочи! Что так мне хана, что так. Лучше так.
– Снимаю вопрос. Кто тебе приказал вторую половину баксов отдать не сразу, а ночью?
– Мочи, падла! Хватит меня колоть! Не расколюсь, понял?
– Значит, один и тот же человек, – заключил Турецкий. – И этот человек – Бурбон. Правильно?
– Сука! – взвыл Качок. – Мочи! Что ты мне душу выворачиваешь?!
– Успокойся, Ваня. Молодец. Тебе в партизаны – цены бы не было. А теперь садись за руль и догони водилу. Чего ты ждешь? Поехали.
Таксиста они догнали километра через два, почти у поворота на Ленинградское шоссе. Он уже не бежал, а из последних сил трюхал по обочине, обливаясь потом.
– Финиш! – объявил Турецкий, когда Качок преградил таксисту путь его же «Волгой». – Третье место в первом заезде. А первое и второе поделили мы с Ваней. Отдышись, рысак! И берись за баранку. Едем на Лесную, двенадцать, строение шесть.
Качок помертвел.
– Откуда ты… вы… знаешь этот адрес?
– А разве не ты мне его сказал? – удивился Турецкий.
– Гад! Ну ты гад! Откуда ты на мою шею взялся?
– Я взялся? Ну и память у тебя. Ведь это не я к тебе, а ты ко мне подошел. Ладно, расслабься. Будем считать, что адрес я узнал по ноль девять. Тормозни у автомата! – приказал Турецкий шоферу. И когда «Волга» подрулила к будкам таксофонов, кивнул Качку: – Иди позвони Бурбону. Скажи, что мы сейчас приедем.
– Не знаю я никакого Бурбона. Понял?
– Что ж, приедем без предупреждения. Только мне почему-то кажется, что это ему не очень понравится. И я, Ваня, буду вынужден сказать ему, что это ты не захотел предупредить его и таким образом помешал подготовиться к встрече. Только не вздумай свалить. Ловить я тебя не буду. Но, думаю, этим займутся люди Бурбона.
– Влип ты, Качок! – неожиданно встрял в разговор таксист, и Турецкому показалось, что в его голосе прозвучало злорадство.
Качок двинулся к телефонным будкам, с полдороги вернулся:
– Как мне сказать, кто… вы?
– Скажи просто: Турецкий, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России. Можешь добавить: старший советник юстиции. В переводе на воинское звание – полковник. Слышал, как Пугачева поет? «Ах, какой был мужчина, настоящий полковник». Так вот это про меня.
Но он чувствовал, что скоро ему будет не до шуток.
И не ошибся.
Они свернули с Лесной в арку старого, поставленного на капитальный ремонт дома, покрутились в проездах внутреннего двора. Качок командовал: «Направо… Еще направо. В эту арку. Теперь налево… Здесь. К воротам подъезжай. Стой».
«Волга» медленно проехала мимо сверкающего зеркальными стеклами фасада девятиэтажного дома с двумя охранниками возле подъезда с вывеской золотом на черном: "Внешнеторговая ассоциация «Восход», свернула за угол и уткнулась в стальной щит ворот, замыкавших периметр глухого забора из бетонных плит. Здесь тоже стояли два охранника в высоких шнурованных ботинках и в серых, как у омоновцев, только без нашивок, куртках и брюках. Один из них заглянул в салон, увидел Качка и махнул кому-то в проходную:
– Открывай!
Ворота сдвинулись в сторону, такси въехало в небольшой внутренний двор, ворота закрылись, и тут же к «Волге» придвинулись четверо в сером с короткими десантными автоматами Калашникова.
Турецкий выбросил из открытого окна машины пистолет Макарова, вышел сам и, не дожидаясь особого приглашения, поднял руки. Его тут же обыскали, выдернули из кармана бумажник с документами и деньгами, рванули руки за спину и защелкнули на запястьях наручники. Выскочивший из такси Качок кинулся было к своему «макарову», но один из серых остановил его и увел в глубь двора. Другой поднял пистолет, осмотрел и сунул в карман. Кивнул тому, кто надел на Турецкого браслетки: