Выбор жанра
Шрифт:
— Как?! — ошеломленно спросил Роман. — Развод?!
— Да вот так. Я уже все решила. Не думай о нас. Думай о себе. У тебя большое будущее, слава. А мы проживем.
— Валентина! Ты хоть соображаешь, что говоришь? Какой к черту развод?! Мы уже девять лет живем, у нас дети, двое!
— А что дети? У всех дети. Их я как-нибудь подниму. Ты ведь будешь нам помогать? Не чужие.
— Валентина!!!
— Не нужно, Рома. Давай в последний раз мирно попьем чаю, да я поеду. На вечерний поезд успею.
Он еще побегал по комнате и решительно сел к столу.
— Наливай!
— Что
— Чаю! Мирно попьем. В последний раз.
— Эй, ты что? — удивилась она. — Ты что это говоришь?
Роман поднял на жену тоскующий взгляд.
— Ты права, Валя. Прочувствовала сердцем. Да, я влюбился. Безнадежно, страшно. Боролся с собой. Ночей не спал. Вот Виктор не даст соврать. Сколько раз я посреди ночи приходил к тебе за сигаретами? Было?
Я подтвердил:
— Бывало.
— Вот, бывало. Но сделать с собой ничего не могу. Не могу, Валя! Не хотел тебе говорить, да что уж тянуть! Не судьба нам век доживать. Горько, но что поделать! Не судьба!
— Рома, ты хоть соображаешь, что несешь? В кого ты влюбился — в Степку?
— «С» не Степка. Он Светлана.
— Ты себя слышишь? Как он может быть Светланой?
— Она.
— В уродину!
— Не в уродину!
— Влюбился. Как вы, поэты, легко словами бросаетесь! Какая-то прошмандовка жопкой вильнула, и сразу — влюбился? Ерунда это, милый!
— Не ерунда, Валя! Это трагедия! Я чувствую себя последним негодяем, но ничего не могу сделать!
— Рома, ты смеешься надо мной? Издеваешься? У нас, между прочим, двое детей! Забыл?
— Я буду им помогать.
— Он будет им помогать! А мне на двух работах горбатиться? Хорошо устроился! Виктор, как вам это нравится? Скажите ему, что он дурью мается!
— Роман, ты маешься дурью, — послушно сказал я.
— Слышишь, что тебе говорят? Нет, я не могу! Он влюбился! И говорит, что серьезно!
— Это серьезно, Валя! Очень серьезно!
— Перестань! Я же тебя знаю. Ну, понравилась девчонка. И что? Бывает. Ну, переспал. Переспал?
— Какая ты, Валюха, приземленная! Все к одному сводишь. Не переспал. И в мыслях не было. Она для меня, как… Даже не знаю. Как богиня, мечта! Как Офелия, если тебе так понятнее!
— Даже не переспал. Если, конечно, не врешь. Не врешь?
— Не вру!
— Тогда о чем мы говорим?
— О любви! — заорал Роман. — Мы говорим о любви! Которая свободна, мир чарует! Вот о чем! Законов всех она сильней!
— Милый, ты переутомился. Плохо спишь. Много куришь. Мало бываешь на свежем воздухе. Да и меня давно не было. Но не могла я! Работа, дети. Теперь вот приехала, и все будет хорошо. Успокойся.
Роман обратил на меня тоскующий взор.
— Может, она права? Может, вся эта любовь — только морок, туман в мозгах? Проснешься — и ничего нет? Женщины — они реалистки. Двумя ногами на земле, а мы витаем черт знает где в облаках!
— А я о чем? — подхватила Валентина. — Конечно, витаете! Да витайте себе, я разве против? Поэты и должны витать в облаках, я читала! А про записку забудь, не было никакой записки!
— А ты забудешь?
— Уже забыла!
Я решительно встал:
— Спасибо за гостеприимство. Варенье
Валентина приветливо улыбнулась:
— Приходите еще. Рома, ты куда?
— Пойду покурю.
— Только недолго!
Мы вышли в коридор. Роман жадно закурил.
— Кажется, пронесло. Ну и смудил я с этой запиской!
Я сказал:
— Рома, тебе не стихи надо писать, а пьесы.
— Это почему?
— Есть люди, у которых от природы поставленный голос. У тебя такой драматургический дар.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— А что, нужно попробовать…
Не знаю, стал ли он писать пьесы. Во всяком случае, в московских афишах не было. Может, шли в провинции. В поэты тоже не выбился. С Валентиной развелся. Занялся журналистикой, ездил в командировки от журнала «Смена». Там работала талантливая журналистка Тамара И. Однажды куда-то на северные моря они поехали вместе. Вскоре поженились. Из его стихов помню всего три строчки. И то лишь потому, что в очерке их процитировала Тамара, заметив «У поэтов завидная оперативность»:
Волны дичают, ветер крепчает. Мы охотимся на кита, Море Беринга нас качает.ЛИТЕРАТУРНЫЕ БЫЛИЧКИ
Бременские посиделки
На борту экскурсионного автобуса, который в середине мая 1985 года возил по ФРГ писательскую тургруппу, было три звезды. Они означали, что есть бар, туалет и кондиционер. Кондиционер, впрочем, не работал, да и нужды в нем не было. Дни стояли солнечные, прохладные. На автобусах, которые стадами слонов теснились возле Домского собора в Кельне, у Старой пинакотеки в Мюнхене и в других обжитых туристами местах, было и по четыре звезды, и по пять, однажды даже семь. Это вызвало оживленные пересуды. Ну, телевизор. Ну, видеомагнитофон. А еще две звезды? На них нашего воображения не хватило.
В группе было человек двадцать пять. Руководил нами прозаик Анатолий Приставкин, в то время автор повестей про комсомольцев-добровольцев на сибирских стройках. Держался он скромно и словно бы затаенно. Как я сейчас понимаю, он уже написал принесшую ему громкую славу повесть «Ночевала тучка золотая» о сталинской депортации чеченцев, и это сообщало ему добродушную снисходительность, с которой он поглядывал на рядовых совписов. Из известных людей в группе был киношник Валентин Ежов и громогласный главный редактор журнала «Техника молодежи» Василий Захарченко, бывший, два года назад его турнули — почему-то за публикацию «Космической одиссеи» Артура Кларка. Но больше он был известен другим. Черт меня потянул за язык сказать однажды: «У нас два великих сценариста. Один написал „Балладу о солдате“, а другой „Наш дорогой Никита Сергеевич“». Захарченко передали, и всю поездку он смотрел на меня с нескрываемым отвращением.