Выбор жанра
Шрифт:
На первом курсе он женился на поэтессе Любе В. Она была из Челябинска, училась на дневном, жила здесь же, в общежитии. Маленькая, круглая, как колобок. Мы про себя удивлялись: что он в ней нашел? Но что-то, видно, нашел. Правда, очень скоро выяснилось, что нашел не совсем то. Или даже совсем не то. Однажды я стал свидетелем, как Сережа пинками гнал ее по просторному коридору «желтого дома». Ну, бывает, дело житейское. Как женился, так и разведется. Но до развода сразу не дошло — Люба была беременной. К рождению сына Сережа отнесся очень серьезно. Ушел из института, завербовался куда-то в Астраханскую
На время я потерял Сережу из виду, потому что и сам ушел из Литинститута, проучившись всего полтора года. Пришел новый ректор, стал наводить свои порядки, и мне они не понравились. Стипендия была 22 рубля, студенты подрабатывали кто как может. Кто писал рецензии на самотек, неиссякаемым потоком приходивший в редакции, кто подхалтуривал в ведомственных изданиях вроде «Мясомолочная промышленность» и «К новой жизни» — ежемесячника Главного управления по исполнению наказаний МВД СССР, где студентов Литинститута привечали и печатали их очерки на отрывных страницах под рубрикой «Прочти и передай товарищу». Я ездил в командировки от «Смены». Времени для всяческих халтур и командировок было вдоволь — ходить на лекции не заставляли, а за пропуски вычитали из стипендии. Мне случилось однажды получить 1 руб.17 коп. Новый ректор сделал посещение лекций обязательным под страхом отчисления. Я не стал дожидаться, пока меня отчислят.
Прошло года четыре. Однажды летом Сережа разыскал меня и попросил о помощи. Как оказалось, при разводе его сына Петю оставили матери, а эта сука сдала его в Дом малютки (или в Дом ребенка, не помню, как он назывался). Сережа обратился в суд с просьбой отдать сына ему, так как мать не в состоянии его содержать, а у него в Шауляе есть все бытовые условия и постоянная работа с высокой зарплатой (он тогда уже был бригадиром электриков на крупной птицефабрике). Суд отказал. Сережа обжаловал решение. Апелляцию отклонили. Но и смириться с тем, что его ребенок у чужих людей, он не мог.
— Представь, что это твой, твой сын в приюте, а не мой Петька, — это как? — напористо вопрошал он. — Можешь представить?
— Не могу, — соглашался я. Наверное, я был не самым хорошим отцом, но и в самом деле не представлял, как это мой сын (примерно ровесник Петьки) будет у чужих людей, в чужих равнодушных руках.
— Могу я на тебя рассчитывать?
— Что нужно сделать?
Идея у него была простая: забрать сына из Дома малютки, и пусть потом эта сука таскается по судам. Я уточнил:
— Забрать? Кто же тебе его отдаст?
— Мы и спрашивать не будем. Выйдем во двор погулять, а там…
Ну, святое дело, как не помочь? Прихватили еще одного приятеля, однокурсника по Литинституту, наняли машину — «Победу» ярко-желтого, как утенок, цвета и поехали в Дом малютки. Он находился в двадцати километрах от Москвы, на краю дачного поселка Красково (по странной случайности через пятнадцать лет в этих же местах, в Малаховке, я купил свой дом). Погода была прекрасная, в небе ни облачка, дождь не мог помешать нашему предприятию.
Дом малютки стоял на тихой улочке, за высоким зеленым забором. Калитка была открыта и подперта кирпичом, чтобы не закрывалась: какой-то мужик возил
Сережа был здесь не в первый раз, его знали. Воспитательница разрешила ему погулять с сыном во дворе. Предупредила:
— Недолго, скоро обед.
— Мы недолго, — заверил Сережа.
Во дворе мы немного походили возле песочниц и стали понемногу смещаться к калитке. Сережа взял Петю на руки.
— Только не беги, — негромко напомнил я. — Ты никуда не спешишь, ты гуляешь.
— Да, да, я гуляю, я никуда не спешу, — послушно закивал он. Но нервы у него сдали, он припустил по дорожке совсем не прогулочным шагом. И тут же прозвучал голос нянечки-гренадерши:
— Эй, вы куда? Стойте!
Ага, стойте. Сережу будто пришпорили, он рванул по дорожке, прижимая к себе сына.
— Стой! Держи его! Стой! — гремел гренадерский бас, ему вторили тоненькие голоса двух других нянечек. А потом и трех: — Стойте! Мужчина, вы что?! Остановитесь!
Похоже, они размножаются делением, машинально отметил я, легкой трусцой семеня за приятелем в надежде, что смогу хоть на несколько секунд задержать наступательный порыв персонала, а этих секунд Сереже хватит, чтобы добежать до машины.
Но вдруг — о ужас! — в калитке потемнело: мужик вбил в нее тачку с углем и отрезал спасительный выход. Все, мы в ловушке. Сейчас нас будут бить, а потом сдадут в милицию, подсказало мне услужливое писательское воображение.
Но вдруг — о чудо! — мужик сдал тачку назад, пропустил Сережу, выпустил меня и запечатал калитку тачкой прямо перед носом погони. Не знаю, почему он это сделал. Но почему бы ни сделал, за этот поступок ему спишется какой-нибудь грех.
Мы ввалились в «Победу», Сережа приказал:
— Гони!
«Победа» резво взяла с места. Водитель посмотрел в зеркало заднего вида, как на дорогу высыпало штук пять нянечек и воспитательниц, как они размахивают руками вслед машине. Встревоженно спросил:
— Вы что… это самое… пацана… А?
— Какого пацана?! — заорал Сережа. — Сына!
— Ну если сына, тогда ладно.
Водитель немного успокоился, но с явным облегчением высадил нас у моего дома.
На душе у меня было не то чтобы неспокойно, но как-то не комильфо. Вот, из-за нас у воспиталок будут крупные неприятности. Но когда я увидел, как жадно, ручонками, Петя пихает себе в рот котлеты, которые мой сын нехотя ковыряет, сомнения исчезли. Все правильно. Даже если и не совсем правильно.