Выдумщица
Шрифт:
Передо мной дверь. Коричневая деревянная дверь, на которой написано: «Гардероб». Я хватаю Фрэнка за руку и веду его туда.
— Фейт, можно спросить, что ты делаешь?
— Ш-ш-ш, — громко говорю я, открывая дверь и затем закрывая ее за нами.
— Фейт, зачем мы пришли в этот гарде… — закончить фразу ему не удается, потому что мои губы закрывают ему рот.
— Фейт… — произносит он, глотая воздух. Но мои губы опять заставляют его замолчать.
В неистовом порыве вожделения я борюсь с
— Нет, Фейт, мы не должны.
— Что ты имеешь в виду — «не должны»?
— Это неправильно, — говорит он, отстраняясь от меня. Он застегивает пуговицы.
— Но…
Он целует меня в щеку.
— Я не Эдам, — говорит он. — Сейчас я хочу от тебя только одного. Хочу, чтобы ты обо всем рассказала матери.
— Хорошо, — говорю я, трезвея при мысли об этом. — Я сейчас все ей расскажу.
91
Мы идем из гардероба, пробираясь сквозь толпу, пока у буфетного столика не находим маму. Она на кого-то смотрит. Я оборачиваюсь и прослеживаю ее взгляд, который обращен на Тома Ричардса.
— Мам, мне надо кое-что тебе сказать.
Она улыбается.
— Можешь не говорить, — отвечает она. — Ты тоже скоро свяжешь себя узами брака.
— Нет, — говорю я, закрывая глаза. — Я не об этом.
— Вот как? Тогда в чем дело? — и, кладя в рот какое-то воздушное печенье, добавляет: — Эти крохотные штучки просто великолепны, правда?
— Да, мама, великолепны.
— Говори, — продолжает она, — расскажи мне про свой большой секрет.
— Ну, видишь ли… дело в том… — я смотрю на Фрэнка, которому, по всему видно, не терпится, чтобы наконец открылось, кто он такой на самом деле. — Дело в том… — и тут я смотрю на маму. Я никогда раньше не видела ее такой счастливой. Неужели я хочу разрушить это счастье? Ведь сказать ей все — это более эгоистично, чем промолчать? — Дело в том… Фрэнк… мы с ним… я… я получила повышение.
— Повышение? Фейт, да это же чудесно!
Фрэнк, однако, услышав эту последнюю, наскоро состряпанную новость, выглядит совсем не таким счастливым. Вообще-то он отворачивается и выходит из зала.
Мама берет меня под руку. Ее как будто совсем не трогает внезапное исчезновение Фрэнка.
— Значит, теперь ты будешь получать больше, — говорит она.
— Да, — говорю я, проклиная себя.
— Поздравляю, Фейт, — говорит она. — Я так тобой горжусь. И где-то там, — она показывает на потолок, — твой папа доволен, глядя на тебя.
Нет. Он говорит: «Черт тебя побери, Фейт. Да расскажи же ты ей наконец правду».
— Мам, я, пожалуй, поднимусь в нашу комнату. Посмотрю, как там Фр… Эдам.
— Хорошо, дорогая. Иди.
92
Когда я поднимаюсь в нашу комнату, Фрэнк пакует чемодан.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
— Я уезжаю.
— Уезжаешь?
— Да.
— Но предполагалось, что мы останемся здесь на ночь.
Фрэнк, не поднимая головы, продолжает паковаться.
— Прости.
— Но что я скажу маме?
— Я уверен, ты найдешь, что ей сказать, — говорит он.
Мне не нравится его тон.
— Что это все значит?
— Ну, возможно, не был решен один важный юридический вопрос.
Теперь до меня доходит.
— Так это потому, что я ничего не сказала маме? Молчание подтверждает, что это так.
— Прости, Фрэнк. Я не смогла. Просто не смогла. Сегодня день моей сестры, это не мой день.
Но, защищая себя, я понимаю, что только ухудшаю положение. Потому что я знаю, о чем он думает. О том, что же разрушило бы ее счастье: то, что я врала ей, или то, что мой бойфренд не дотягивает до того, вымышленного.
— Ничего страшного. Я понимаю. Но я не могу все время жить, стараясь походить на человека, которого ты создала в своем воображении, поэтому лучше будет, если мы закончим прежде, чем начать. Я не карьерный счастливчик, не самовлюбленный конъюнктурщик. Я всего лишь тридцатилетний аспирант.
Я колеблюсь. Я хочу сказать, что он не прав. Что мне все равно, кто он.
Но я ничего не говорю.
Меня останавливает не то, получит ли он одобрение моей матери, а то, насколько все это устраивает меня саму. Что, если он и в самом деле не сможет быть таким, как выдуманный мной человек? В моих фантазиях не было восстанавливающего свои силы алкоголика, главным интересом которого в жизни является исследование возможности существования альтернативных вселенных.
Я в растерянности молчу.
Фрэнк застегивает молнию на чемодане и смотрит на меня так, будто я его разочаровала.
— Мы с тобой разные, — говорит он. — Я не могу интересоваться тем, чем интересуешься ты. Тем, как надо выглядеть. Мне наплевать на то, как я выгляжу. Мне совершенно безразличны мода и косметика. А в прошлый раз я заметил, что тебя совершенно не увлекла тема межзвездного субатомного вещества.
— Но…
— И не говори мне всю эту чушь о том, что противоположности сходятся. Противоположности не сходятся. Противоположности распадаются и через пять лет разводятся, споря о том, кому что принадлежит. Вот что происходит с противоположностями, — он берет чемодан за ручку и, обогнув кровать, останавливается напротив меня. — Прости, Фейт. Я о твоей маме. По крайней мере, она будет думать, что Эдам существовал в действительности.