Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
Спрыгнула с подножки и помчалась вглубь леса по колее, видимой в свете фар.
— Эва? — позвал растерянно Мэл. — Эва!
Я бежала от машины куда глаза глядят, запинаясь и спотыкаясь. Пару раз упала, набрав полные сапоги снега, и снова выбралась на разбитую многочисленными колесами колею. Оскудевший свет фар потерялся за деревьями, и вокруг подступила темнота. Я продолжала ковылять вслепую, не разбирая дороги.
— Эва! — Услышала, что Мелёшин бежит следом за мной. — Эва, остановись!
— Ненавижу, ненавижу, — бормотала и телепалась дальше
Отплевываясь, я попыталась подняться на колени.
— Что ты творишь? — закричал где-то рядом Мэл, поднял меня и начал трясти. — Соображаешь, что делаешь? Ты могла свернуть шею!
— Уйди! — стала отпихиваться. — Ненавижу!
Вместо ответа он подхватил меня под локоть и потащил обратно.
— Ну, в кого ты такая трудная?
— Это я трудная? — закричала, вырываясь. — Это меня такую трудную оставили одну, а колпак перестал греть через пять минут? Это меня трудную бросили в незнакомом месте, где никого не знаю? Это я такая безнадежная, да? Ну и кинь меня здесь! Оставь в покое! Зачем вообще потащил сюда?
Завывание сирен стало громче и ближе. По верхушкам деревьев мазнул луч света.
— Быстрее, Эва, — снова ухватился за меня Мелёшин. — Потом поговорим.
— Нет, сейчас, — застопорилась упрямо.
Вместо ответа Мэл схватил меня и перебросил через плечо. Шарф защекотал лицо.
— Отпусти немедленно! — начала я брыкаться и пинаться, когда Мелёшин, увязая в снегу, двинулся обратно.
Он весьма чувствительно саданул по пятой точке.
— Еще дернешься, ударю сильнее.
Я замерла. Обратный путь мы проделали в молчании, однако внутри меня клокотала взрывоопасная смесь злобы, ненависти и гнева. Хотелось разорвать, загрызть и растоптать всё, что подвернется под руку.
Сгрузив меня у машины, Мэл впихнул на сиденье и, обежав, забрался сам. Резко сдал задним ходом и поехал в неизвестность, рассекая темноту фарами.
Снег, в котором я извалялась, начал таять в тепле салона, и промочил шарф и шапку с варежками. Колготки тоже намокли, в сапогах зачавкало. Несмотря на пристегнутый ремень, меня потряхивало на кочках и болтало во все стороны; наверное, внутренности перемешались в однородную гомогенную смесь. Вдалеке в просвете между деревьями мелькнула вереница движущихся точек, но они пропали за рощей, а машину снова затрясло по буеракам. Да, "Турба" скончалась бы в первую минуту экстремального лесного приключения.
Наконец, Мелёшинский танк вырулил из неприметного лесного закоулка на дорогу, и я вздохнула с облегчением.
— Егорчик, ты молоток! — раздался голос с заднего сиденья, и я с изумлением обернулась. Сзади сидела незнакомка, с которой Мэл флиртовал на цертаме, забыв обо мне, а я совершенно забыла о том, что она ехала в машине.
— Привет! — поздоровалась со мной девушка.
7.3
— Привет! — буркнула я в ответ и занялась сапогами. Сняв их, вытряхнула остатки мокрого снега на коврик.
— Мира, — попробовала познакомиться девушка.
— Эва, — пробурчала я и размотала ставший тяжелым и холодным шарф.
Видя мою неприветливость, девушка переключилась на Мелёшина. Она поделилась восторженными впечатлениями от цитрусового мероприятия, рассказала об общих друзьях, с которыми приехала, и Мэл сдержанно ей поддакивал, изредка поглядывая на меня.
Девица не затыкалась, вспомнив о других экстравагантных сборищах, на которых побывала, и сравнила их с сегодняшней цитрусовой эйфорией; поведала об изменениях в личной жизни общих знакомых, а потом перевела разговор на машины. Мелёшин поначалу осторожно кивал, посматривая на меня, видимо, оценивал степень сердитости, а потом разошелся, не в силах удержаться. Тут-то и выяснилось, что у него и девушки много общего. Оба оказались страстными любителями автотехники и принялись обмениваться мнениями о новинках и модных марках, перебивая друг друга. Мне показалось, что у Мэла началось слюноотделение, когда он расписывал характеристики гоночного автомобиля, название которого я не запомнила, зато девица подхватила тему, вторя дифирамбами обтекаемому кузову и малому времени разгона.
За моим молчанием и оживленной беседой Мелёшина и девушки, машина домчалась до развязки и повернула на скоростную трассу, по которой стартовала от института.
Я взглянула на часы: стрелки показывали начало девятого. К счастью, сногсшибательное приключение быстро закончилось, завершившись моим срывом, и почему-то у меня не возникло ни капли неловкости перед знакомой Мэла. Наоборот, в душе росло упрямство и желание делать наперекор.
— Егорчик, а мы куда? — оглянулась по сторонам девушка.
— Завезем Эву, — пояснил он, переключая скорость.
— А-а. А вы, Эва, тоже любите машины?
— Нет, — отрезала я. — Ненавижу их.
— О! — удивилась девица. — А чем увлекаетесь?
— Учусь.
— Здорово! А где, если не секрет? Я вот в прошлом году ходила на бальные танцы, пока ногу не потянула.
— Учусь в институте, — огрызнулась я и отвернулась в окно.
— Ну, да. Понятно, — разочарованно отозвалась девушка и, посчитав, что других тем для разговора нет, обратилась к Мелёшину: — Егорчик, поедешь в воскресенье на гонки по северной трассе? Будет пятьсот кэмэ.
— Не знаю, — пожал он плечами в оконном отражении и посмотрел на меня.
— Соберутся все наши, — продолжила зудеть как комар девица. — Маруську не узнаешь: сделала новую стрижку и выкрасилась в розовый, представляешь? Выражает протест предкам, заславшим её в лицей. Я, говорит, против тюремных санкций и за свободу самовыражения. Она теперь встречается с Филом, тоже из чувства протеста, представляешь? Фил же… имеет привод в отделение, — понизила голос девушка и вздохнула мечтательно. — Противоречивый и мужественный. Бунтует против отца, тот обрезал кредиты по счетам. Они оба такие характерные! Революционеры!