Выход

Яйков Александр Александрович

— Понятно — усмехнувшись, проговорил Жреком, видя как я пытаюсь сдерживать свою ’’любовь’’ в отношении создателей. Ну а потом просто пожал плечами и не порадовал меня своим ответом — Чего не знаю, того не знаю. Сам их символов не видел, да и в допросах этих темнокожих гадов не участвовал, так что сказать как они выглядят не могу. Да и не говорят они ничего под пытками. Все норовят убить себя, чтобы оборвать мучения. В общем, сложно с этими гадами. Но если любопытно, можешь сам кого-нибудь из них отловить и допросить. Мож чего и узнаешь.

— Тем более что и возможность уже скоро будет. Вон они мрази. Скочут — проговорил сидевший в дозоре боец и поспешно убрал голову, чтобы его не смогли заметить. Услышав его слова все тут же замолчали и зашевелились. Каждый достал из ножен и воткнул рядом с собой в землю меч. Потом они также поступили и со стрелами, беря в руки

луки и готовясь к стрельбе. Посмотрев на бывалых воинов, я проверил как снимается с пояса весь десяток топориков и воткнув боевой топор в землю, тоже принялся ждать подхода врагов. Укрытие у нас было не очень большое, поэтому никто не высовывался, чтобы не привлекать внимание кочевников лишним движением. Все лежали неподвижно и вслушивались в тишину окружающей нас сухой степи, по которой кружился шальной шелестящий ветер. И лишь когда до нас донеслись первые отзвуки стука конских копыт, наш командир поднял руку, таким жестом приказывая нам приготовиться к бою. Он терпеливо выжидал нужного момента, а я считал удары ускорившего свой бег сердца, будто бы пытаясь подстроиться под галоп приближающихся к нам лошадей. И только когда начало казаться будто они скачут уже по нашим головам, Жреком наконец-то опустил свою руку и коротко приказал «Стрелы!», начиная этот безжалостный и скоротечный бой.

Их было около полусотни, но первый же выстрел перетянул преимущество на нашу сторону, убив одну из лошадей и удачно перегородив ее тушей тропу. Но степняки суетились недолго и, практически тут же спешившись, бросились в нашу сторону уже раскручивая свои пращи… и ловя телами жадные до крови стрелы. Когда расстояние стало еще меньше, наши воины откинули назад луки и единым движением выдернули из песка мечи и щиты, принимая на них первые прилетевшие в ответ камни. И лишь когда враги с темно-коричневой кожей и ненавистью в глазах подобрались совсем близко, в бой наконец-то вступил я, отправляя в полет сразу два топора. А потом еще два и еще, каждым своим оружием неся смерть стремительно уменьшающимся в количестве кочевникам. Один успел отправить в меня голыш своею пращей, но я отбил этот снаряд громко звякнувшим железным наручам и тут же ответил на этот выпад, вгоняя топорик ему прямо в брюхо.

Ну а когда мое метательное оружие закончилось и оказалось что эти хитрые выродки пытаются метить в меня как в единственного противника без щита, я не стал дожидаться столкновения и, выхватив топор, сам ринулся вперед на сближение. Прижавшись едва ли не к самой земле, нырнул прямо под ноги ближайшим противникам и рубанул со всей силы куда смог достать, одним ударом выводя из боя сразу двоих. Перекатившись и все же поймав болезненно укусивший за спину камень, не вставая метнул топор в попытавшегося накинуться на меня степняка. Кусок пыльной земли летит в лицо еще одному прыткому гаду, а в следующий миг, подобрав чей-то искривленный на конце клинок, вгоняю его в живот пытавшемуся протереть глаза степняку. Пока он стоит на ногах использую его как живой щит и вырвав меч из слабеющих пальцев, бросаю его в голову ближайшего противника. Он каким-то чудом успевает увернуться, но пытаясь оттолкнуть от себя тело падающего товарища, теряет несколько мгновений, а потом и голову, после того как я наконец-то подхватил свой топор.

Увидев движение раскручиваемой пращи, прыгнул сильно в сторону и рыча от боли в задетом камнем плече, ринулся вперед, прямо на удивляющихся моей безрассудностью противников. Какой-то недоумок попытался отбить удар топора, но лезвие моего оружия легко победило чужое дрянное железо, раскалывая клинок и острым носком вгрызаясь в податливую плоть. Отпустив рукоять, чтобы меня не утянуло за весом удара и уворачиваясь от бокового выпада, пнул между ног тощего кочевника, позабыв о том что и сам ныне являюсь слабосильным, только начинающим набирать мышцы мальчишкой. Шипя от боли в отбитой ноге, принимаю на наруч чей-то слабый скользящий удар и, не имея при себе ножа, просто вгоняю указательный палец в глаз подошедшему слишком близко кочевнику. Работая на каком-то предчувствии, потянул его за глазницу вниз, падая на колени и пропуская над головой готовую вгрызться мне в шею атаку. Подхватываю замеченный топорик и почти без замаха отправляю его в лицо ближайшего темнокожего. Опять тяну лишенного глаза, но еще живого врага в сторону, словно слишком большие ножны, надевая его на чужой меч, и толкая вперед, чтобы лишить немолодого степняка его оружия. Схватив чей-то изогнутый клинок рассек старику глотку, шагнув в сторону вогнал неудобное оружие в рот воину с отбитыми яйцами и окинул быстрым взглядом

округу, выискивая других вражеских бойцов… И видя лишь одного убегающего степняка и продолжающих стоять на взгорке имперцев, кажется и не думавших помогать мне в этом коротком сражении. Кажется они просто ждали пока я сдохну, видимо надеясь хотя бы так отомстить за своих убитых друзей. Но злой я отнял у них и это малое счастье.

А затем, подхватив ближайший топорик, с рычащим выкриком метнул его в спину беглецу… смертельно нагоняя его и заодно заканчивая этот короткий, но очень жаркий бой. Бой, в котором я закрыл свой ’’долг’’ перед интендантом почти на целую четверть.

Глава 12

Эти выродки из моего отряда не только отказались помогать мне в бою и наблюдали со стороны, дожидаясь пока я издохну. Они, зная о том как мне хотелось порасспросить темнокожих, намеренно добили всех раненных, лишая меня этой возможности. Эти ’’добрые’’ люди не поленились и обошли все место короткого сражения, пронзая всем кочевникам сердца и головы, якобы спасая их от боли и от моих возможных пыток. Видя такое скотство и понимая что ругаться тут нет никакого смысла, я собрал все свои метательные топоры, очистил штанами какого-то мертвеца и, воткнув их в песчаную землю, решил настоять хотя бы в одном вопросе.

— Я насчитал двадцать двух убитых мною или смертельно раненных кочевников. У кого-то есть возражения по этому поводу? — пятнадцать воинов, более не видя опасности, уже успели убрать луки и стрелы, поэтому, посмотрев на одиннадцать топоров большая часть из которых наверняка успеет найти свою цель, они решили не спорить с озвученной цифрой. Благо, им от количества убитых не было никакого проку и куда важнее оставалось отсутствие погибших среди своих. В какой-то мере из-за моих приложенных усилий.

— Мне было не с руки считать за тобой, поэтому поверю твоему слову и скажу интенданту, что тут было всего пятьдесят семь степняков и что двадцать двух из них убил ты. Никто не против? — легко пообещал Жреком, да и другие мужики тоже не стали с этим спорить. Промычали в ответ на его вопрос что вроде «Да мне без разницы» или «Как хочешь», а потом, забыв обо мне, пошли разделывать убитых стрелами лошадей. В мясницком деле я ничего не понимал, да и лошадей с некоторых пор недолюбливал, поэтому, подвесив все топоры на пояс, просто принялся дожидаться пока они закончат. Ну а когда мужики собрали большую добычу мясом, чужим дрянным оружием и пойманными живыми лошадками, мы отправились в обратный путь… Который я бы лучше проделал на своих ногах, а не в этом проклятом седле.

******

— Что, так сильно не любишь конину? — заметив что я морщусь, поинтересовался сидящий неподалеку Жреком. Вернувшись в деревню, названия которой мне никто так и не сказал, наша группа оставила один из мешков с мясом себе и пошла его жарить, желая порадовать себя после такой редкой вылазки без потерь. Кто-то принес местного самогона, после чего настроение людей стало еще лучше и даже на меня некоторые перестали смотреть, словно на кусок засохшего навоза. Поддерживая разговор, я рассказал им историю о своей самой первой самонадеянной охоте на поводыря и о том, как меня после этого отказывались пускать в деревню. Многие вполне искренне посмеялись над этой глупой ситуацией и принялись в шутку называть меня «хвостатым». Ну а когда первая половина мяса была дожарена, к нам заглянула дородная баба из дома лекарей, чтобы осмотреть воинов на наличие новых ран и заодно перехватить у нас немного еды. Увидев оставшийся на моей спине уже давно подсохший шрам от попадания камня она прилепила туда кусок какого-то лечебного кактуса… который жег плоть почти как настоящий огонь, превращая лечение в какую-то пытку. Но прояснять для командира причину своих изменений в лице я не стал и вместо жалоб на безжалостную целительницу, просто ответил на его вопрос.

— Да не то что бы не люблю. Конина, наверное, во всех мирах одинаковая. Да и… Просто поверь. После жареного мяса монстров, это по вкусу просто прекрасно. Я успел попробовать, наверное, всех существовавших у нас тварей кроме прыгунов, жнецов и хлыстов. Первые двое по виду были слишком похожи на людей, поэтому пробовать их как-то… не решился. Ну а хлыста пришлось бы очень долго очищать от всякого налепленного на тело мусора, словно какого-нибудь мелкого ручейника.

— Ну и как эта вся гадость была по вкусу? Неужели все так плохо? — кажется вполне искренне заинтересовавшись уточнил слегка захмелевший Жреком и укусил следующий снятый с вертела кусок мяса.