Выиграть жизнь
Шрифт:
Ты можешь сегодня запросто, как это делают многие, украсить свой заграничный паспорт чернильным орлом египетской визы, до головокружения натереть тело египетскими маслами, увенчать свое чело белоснежной "арафаткой" и стоптать башмаки на обзорных экскурсиях. Но при этом, ты так и не побываешь в Та-Кемет, в древнем Египте… Как те многие.
Потому что не многих, а избранных впускает сфинкс в невидимый мир своих повелителей.
Ни "красноморский" загар, ни "фотка" – "а это я на верблюде у пирамиды", ни даже папирус, в картуш которого вписали искусные каирские художники иероглифы твоего имени, не являются свидетельствами твоего сакрального знакомства с этим наиболее изученным и наименее познанным миром. В этот мир не войти в составе туристической группы…
Перед поездкой они спрашивают:
– Там действительно дешевое серебро?
– Сколько бутылок спиртного разрешается ввозить в страну?
В стране они заинтересованно вопрошают у экскурсовода:
– Сколько килограммов золота в этом саркофаге?
– А мы не опоздаем на обед?
Здравствуй, Сфинкс. Непогода для туристов, становится лучшей погодой для меня.
Я похож на военный корабль, отправляющийся в эпицентр шторма в то время, когда все гражданские суда спешно устремляются в тихую гавань Я один, и вновь привычно ощущаю себя искушенным охотником, чувствующим приближение достойной цели. Долго ищу место силы и, встав на него, испытываю, наверное, то, что испытывает человек, наступивший на мину-лягушку: сойти теперь с этой точки можно только иным или в мир иной. Туда я сейчас и собираюсь, проверяя и настраивая "работу своих механизмов и систем".
Приближаются сумерки – щель миров. Время магов и откровений. Слова древней формулы возрождают во мне пронзительные вибрации. Пора…
Задержав дыхание и прикрыв глаза, плавно выскальзываю из иллюзорного мира материи в невидимый мир реалий.
– Говори!
Я готовился к встрече с тобой, но не знаю готов ли? Мне 38 лет от роду. И я прожил в этой жизни лишь сотню часов. И я хочу знать, это мало или много?
– Когда ты думаешь, что жил?
– Когда немел от восторга откровений, приходящих изнутри; когда погибал, отчетливо, осознавая это*; а еще при виде величественных пейзажей, написанных Богом на холсте, называемом нами Земля…
– Еще…
– Когда осмысленно дрался за честь или справедливость, замешивая пыль на крови; когда переполненный чувствами, сбрасывал на палубе опустошенный акваланг; в ту минуту, когда растрескавшийся от жажды рот встречал живительную влагу; в ту секунду, когда мой автомобиль вновь обретал потерянное управление…
– Еще…
– Когда пылал от страсти или стыда; когда брал на руки своего новорожденного ребенка; когда бросал горсть земли в открытые могилы близких…
– Еще…
– Когда вынимал из тысячи книг десяток строк, потрясающих сознание;…когда внимал мудрости стариков и учился искренности у детей…
– Что еще возвращало тебя в реальную жизнь?
– Разное. Цветение Любви, недуги дорогих сердцу людей, собственное выздоровление, хлопья пены, сорванные рваным ветром с ноздрей моего коня, разряд молнии в десяти шагах, заслуженная пощечина от одноклассницы, прикосновение мамы, счастливый смех любимой, вся горечь ее обиды, поведанная горячей слезой, похищенной моими губами…
В разное время я случайно обнаруживал разные лекарства от иллюзорного проживания. Часто это была дорога. Но порою мне возвращали силы мои непроизнесенные слова, очистительный огонь горящих бумаг, дождь, искреннее покаяние, редкая возможность отблагодарить…
– Ты произнес немало и мертвых слов. Произнеси главные…
– Обретение Веры, возможность искренности ко всем, личная честность, внутренняя свобода, созидание, ясность…
– Довольно. Ты вполне жив. Ты еще можешь чувствовать и уже умеешь слушать и думать. Поэтому слушай сердцем, думай душой, доверяй случаю, ощупывай знаки, старайся говорить лишь тогда, когда нельзя молчать, не стремись быть понятым другими и не пытайся понять всех. Времени у рожденных людей осталось лишь на одну жизнь. А у тебя до главной встречи со мною гораздо меньше. А сейчас я должен впустить к богам, оставившего жизнь уже навсегда. Не мешай мертвому произносить живые слова. Слышишь, он уже начал свою оправдательную речь…
– О Усех-немтут, являющийся в Гелиополе, я не чинил зла людям!
– О Херет-седежет, являющийся в Хер-аха, я не крал!
– Я не завидовал!…я не грабил!
…я не мужеложествовал, я не убавлял от меры веса!
…я не ворчал попусту, …я не подслушивал, …я не пустословил, …я не ссорился из-за имущества…
– Боже! – подумал я, – кто сегодня готов произнести ЭТО, сполна ответив за искренность своих слов…
– …я не поднимал руку на слабого;
…я не был причиной слез;
…я не убивал и не приказывал убивать;
…я не сквернословил;
…я не преграждал путь бегущей воде…
Распахнувшаяся память безжалостно пролистывала перед моим внутренним взором отвратительные картинки из МОЕЙ жизни, воспламеняя предлог "НЕ" почти в каждой второй фразе, произносимой незримым послечеловеком.
– О Хериуру, являющийся в Имад, я не угрожал! – продолжал он.
– …о Нехен,…я не был глух к правой речи!
…я не был тороплив в сердце моем!
…я не был болтлив!…
…я не отличал себя от другого…
– Сфинкс! Я желаю назад! Как можно быстрее. оставляю у твоих ног единственную мольбу: ДАЙ МНЕ ВРЕМЯ, прежде чем я вновь и уже не по собственному желанию приду к вратам любого судилища.
Дождь – Небесный Нил – обрушился на землю, вырвав меня в мою настоящую жизнь.
Вернее, в жизнь, которую я теперь еще более чем прежде попытаюсь сделать настоящей.
"…в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились: И лился на землю дождь. Бытие, гл. 7.
7 октября, когда я родился, шел дождь. Но это не важно, говорят, он случался и до моего рождения. Проверить точно я этого не могу, зато точно знаю, что с тех пор дожди бывали часто. Хорошая погода стоит, а дождь, пока он есть, всегда идет. И в этом мы с ним похожи.
Шел дождь, когда я впервые понял, что влюблен.
Лужи пытались вернуться на небо лопающимися пузырями, когда я познакомился со своей будущей женой.
Короткий горячий ливень сообщил мне о рождении сына…
Шел дождь и в тот час, когда, очевидно, следуя его примеру, отважился впервые пойти и я. – Ну, теперь внук далеко потопает. – сказал дед, разрезав своим трофейным ножом невидимые путы на моих ногах и по славянскому обычаю символично бросив их в огонь.