Выкрутасы
Шрифт:
– Я развлекаюсь, катаясь на скейте, и, как говорила ранее, я специализируюсь в изучении драматической литературы и написании сценариев.
Стэйси замирает, слегка приоткрыв рот, затем моя мама снова приходит на помощь.
– Это правда, моя девочка умная. Полагаю, мне повезло, что она проводила больше времени в скейтпарках и меньше на вечеринках в школьные годы.
Я похлопываю маму по руке из-под стола.
Вмешивается Аквамен:
– Ты горячая и умная?
– затем он делает паузу, переводя взгляд с меня на Мэддокса.
–
– О, нет, - снова вмешивается мама. В этот раз, думаю, я буду намного более раздражена, чем в прошлый.
– У нее была всего пара парней, не правда ли, милая?
– она кладет свой нож и вилку на стол и кажется, обдумывает то, что собирается сказать. Я стараюсь широко раскрыть глаза, глядя на нее, как бы говоря, заткнуться, черт побери, но она резко отмахивается от меня.
– О, его звали Шейном.
Я съеживаюсь, еще больше сползая вниз на своем стуле.
– Мам…
– Я уверен, она не хочет говорить об этом, любимая, - вмешивается Эллиот.
Он прав, не хочу. Эллиот, кажется, приятный мужчина, немного жесткий по краям, но мягкий в середине. По крайней мере, я так думаю, особенно когда он смотрит на мою маму или на своих сыновей. Я чувствую себя опустошенной, поэтому привлекаю внимание мамы, когда горничная приходит, чтобы забрать наши грязные тарелки.
– Я чувствую себя немного уставшей. Прошлой ночью мне не удалось хорошо поспать, - мое оправдание вылетает само собой из ниоткуда. Трем парням, сидящим за столом, это может показаться издевкой над Мэддоксом, хотя я и не хочу этого.
– Ты каталась на скейте? Должно быть, устала, - неосознанно спрашивает Стэйси, ее хмурый взгляд прикован ко мне. Я хочу закатить глаза на ее банальность.
Вульф усмехается.
– Она на чем-то каталась…
Я чувствую, как горят мои щеки. Мне не терпится выбраться из этой комнаты, с каждой минутой кажется, что кислорода становится все меньше и меньше. Я почти уверена, что умру здесь.
– Ох, ты не хочешь свои пончики?
– мама переводит глаза на меня.
Я качаю головой, внезапно мысль о побеге звучит куда привлекательнее, чем впиться зубами в глазированное жаренное тесто. Или лучше второй вариант? Да, да, лучше. Я начинаю обдумывать план побега, с помощью которого вернулась бы в общежитие.
– Нет, все в порядке.
– Но они со вкусом тирамису, - гордо объявляет мама, прежде чем продолжить.
– Будучи ребенком Аметист никак не могла ими насытиться. Я каждый раз их ей покупала, но только тирамису. Странный любимый вкус для ребенка.
Я нежно улыбаюсь маме. Даже если сводит меня с ума, она многое может дать, и она умеет любить.
– Все хорошо, мам. Я хочу просто отправиться в кровать.
Я невольно перевожу взгляд на Мэддокса, который сейчас оглядывает стол, будто ищет что-то, затем незаметно замирает. Он сжимает кулаки, когда медленно поднимает глаза на меня. Мэддокс приковывает меня взглядом.
–
Что?
– Песня?
– я рассматриваю его.
– Какая песня?
Он начинает напевать, и я немедленно отвечаю, раздраженная его трюками.
– «Fly Away» Ленни Кравица.
Я иду, чтобы поцеловать маму в голову, когда чувствую, как атмосфера сменяется до смертельно холодного уровня. Кто-то открыл окно? Моя кожа покрывается мурашками, когда я медленно оглядываюсь на него. Его лицо стало бледным, глаза безжизненные. Теперь он смотрит прямо сквозь меня, вместо того чтобы смотреть на меня.
– Почему ты только что спросил меня об этом?
Ох, нет… я перевожу взгляд с мамы на Эллиота.
– Подождите! Как давно вы знаете друг друга?
Мама в замешательстве смотрит на меня.
– Я знаю Эллиота со средней школы, он был лучшим другом твоего отца.
– Это просто странно, - бормочу я, стирая капельку пота, выступившего на моем лбу.
Мэддокс медленно встает, пронзительно смотрит на меня, но вместо легкого, сексуального взгляда, которым раньше меня одаривал, сейчас в нем сочится презрение. Я вздрагиваю.
– Это с ней у тебя была интрижка?
– рычит на отца Мэддокс, но смотрит он на мою маму.
Эллиот замирает, а затем кладет свой нож и вилку на стол.
– Как она и сказала, сынок, долгое время…
Я сужаю глаза, глядя на Мэддокса, когда две истории щелкаются вместе в моей голове, как сложная старая ржавая головоломка.
– О, Боже мой, ты тот самый мальчик из «Криспи Крим»!
Мама втягивает полный рот воздуха, стоя рядом со мной, но я игнорирую ее.
– Кто-нибудь, пожалуйста, может объяснить, что здесь, черт побери, происходит?
– объявляет Аквамен, лихорадочно переводя взгляд вокруг стола.
Стэйси соглашается простым кивком.
Никто ничего не говорит, и комната погружается в призрачную тишину. Вульф медленно встает со своего стула, звук ножек, скребущихся по деревянному полу, пробивается через напряжение.
– У папы была интрижка с Джессикой еще задолго до того, как умерла мама, - затем он просто оборачивается и выходит через дверь.
– Вот почему, черт возьми, Вульфу не нравится Джессика!
– Мэддокс почти орет на своего отца.
– Потому что он знал о твоей гребаной интрижке.
– Следи за своим тоном, сын, ты в моем доме. Ты не будешь повышать свой голос на меня или Джессику.
Мэддокс поворачивается, чтобы встретиться взглядом со мной, а затем фокусирует свой взгляд на моей маме.
– К черту Джессику, - он переводит взгляд на меня.
– К черту Аметист.
Он смотрит на своего отца. Я игнорирую словесный удар в свой живот, потому что он явно взбешен.
– И к черту тебя и твой дом.
Мэддокс выходит из комнаты, но останавливается на пороге и слегка поворачивает голову, глядя через плечо. Темная, садистская ухмылка омрачает его рот.