Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры
Шрифт:
Многочасовые торги, от которых вернувшийся в Вэйхайвэй Иениш тут же открестился, длились еще два дня. В конечном итоге они принесли команде "Полярного лиса" первую ощутимую прибыль. За неимением в казне английской валюты, китайцы выплатили за "Акаги" 170 тысяч серебряных лян, что было несколько меньше суммы, первоначально запрашиваемой Иваном, но в качестве компенсации он оставил за собой право на демонтированные с канонерки орудия и половину боекомплекта. С учетом того, что основным повреждением орудий была лишь копоть, да незначительные сколы от осколков, не повлиявшие на их функциональность, конечный результат торга оказался более чем приемлемым.
Как ни странно, одной из основных проблем стали именно деньги. Национальные бумажные на территории Китая попросту не существовали, а серебряные слитки в 5, 10 и 50 лян в общей сложности весили немалые 389 пудов, которые,
Стоило разрешиться вопросу с канонерской лодкой, как "Полярный лис" развел пары и покинул Вэйхайвэй, отправившись в Шанхай, где на территории Французской концессии уже должны были подготовить приобретенные в небольшом доме апартаменты филиала судовой компании, через который должны были проходить операции по реализации трофейного имущества и закупке необходимого рейдеру топлива и провианта.
Благодаря наличию телеграфа, через 30 часов, когда "Полярный лис" швартовался под боком у русского стационера, крейсера 2-го ранга "Забияка", его уже поджидали 120 тонн ньюкасла, сотни корзин со свежим продовольствием и толпа любопытствующих субъектов в числе первых из которых оказались офицеры русского крейсера, с которого еще на входе в гавань "Полярному лису" первыми отсалютовали.
Новости о прошедшем бое и действиях русских добровольцев стали основным обсуждаемым событием в среде жителей европейских концессий и потому узнать из первых рук все мельчайшие подробности сражения желали многие. Правда, к немалому огорчению сотен, если не тысяч, людей, члены экипажа "Полярного лиса" не выразили какого-либо желания пообщаться с представителями местного высшего общества, а, едва успев загрузиться припасами, покинули Шанхай, оставив после себя немалое недоумение офицеров немецких, французских, английских и американских стационеров. Лишь командир и старший офицер "Забияки" удостоились личной встречи с офицерами минного крейсера, в течение которой им был передан запечатанный пакет с наиболее полным докладом о прошедшем бое и аналитической запиской составленной совместно Иенишем, Протопоповым и Лушковым.
Вот только никто не обратил внимания, что на борт "Полярного лиса" так и не вернулся один член его экипажа, отличавшийся от всех прочих отсутствием даже подобия на военную выправку. Удовлетворивший свое любопытство в первом же сражении Иван осознал, что военно-морская служба конца XIX века – все же не его признание и остался в Шанхае в качестве координатора и доверенного лица. Ему же предстояло обменять почти семь тонн серебра и небольшое количество японских йен на более удобную в хранении и более надежную валюту ведущих стран мира. А где как не в Шанхае имелись возможности по проведению подобной финансовой операции? Разве что в Гонконге. Но до него надо было еще добраться, да и находиться на территории принадлежащей Англии не было никакого желания, во избежание, так сказать, всевозможных эксцессов.
Помогали же устроиться новому жителю Шанхая родственники господина Цуна, что не пожелал оставлять борта "Полярного лиса" после получения своей немалой доли с первого заработка и десяток матросов с крейсера "Разбойник", одним своим видом отгонявшие любителей халявы от интеллигентного вида молодого человека, что принялся оперировать весьма немалыми средствами.
Тем временем, пока китайский флот пытался зализать раны, безвылазно сидя в Люйшунькой, а менее прочих пострадавшие японские крейсера стерегли свои транспорты, оставаясь близ устья Тэдонган, откуда открывался прямой путь к столице Кореи, "Полярный лис" держал курс к бутылочному горлышку в снабжении японских войск и флота. Чеджуйский залив шириной в три десятка миль и разделявший континентальную Корею с островом Чеджу виделся идеальным районом для охоты на транспорты снабжения. Не надо было рыскать по бескрайним морям и океанам или лезть непосредственно к берегам Японии, сжигая тонны столь нужного угля, который постоянно приходилось брать в перегруз, чтобы не забегать на бункеровку каждые три дня. От рейдера требовалось лишь одно – добраться до места назначения и немного обождать, пока жертва сама не придет прямо в руки.
Сутки понадобились, чтобы дойти экономичным 10-ти узловым ходом до Чеджу и уже через два часа после занятия позиции посреди залива с легшего в дрейф, чтобы меньше выдавать себя дымом, минного крейсера заметили идущее со стороны Японии судно.
Первой жертвой оказался
Правда, оставалась возможность нарваться на корабль одного из трех оставшихся китайских флотов, что, сперва, не желали ввязываться в войну с Японией. Все же неофициальная феодальная раздробленность Цинской империи невероятно облегчила жизнь как японским войскам, так и флоту, вынужденным противостоять может и лучшим, но далеко не всем китайским войскам.
Не смотря на гордость за свою страну, чьи воины сейчас громили давнего соперника, сам Такаги Икуто не смог найти в себе сил, отправиться на дно, но не сдать судно противнику. Все же он был гражданским моряком, и расставаться с жизнью во славу императора не спешил. А о том, что расстаться с жизнью он мог довольно скоро, свидетельствовали два орудия серьезного калибра, что оказались направлены на "Асагао-Мару" с небольшого китайского крейсера.
Еще одним ударом по психике японца стал внешний вид состоявших в абордажной партии моряков, что подошли к остановившемуся судну на весельных лодках. Ни один из четырех десятков престарелых, но еще вполне крепких матросов не походил на желтолицых китайцев. Это были натуральные европейцы, что наводило на совсем уж нехорошие мысли. Ведь войну с одной из европейских держав их государству было никак не потянуть. Во всяком случае, в данный момент.
По окончании процедуры проверки бумаг и поверхностного осмотра судна мистер Такаги уже не знал горевать ему или радоваться, будучи уведомленным, что его судно, имеющее в трюмах грузы приравненные к военным, задерживается до вынесения решения призового суда империи Цин о его дальнейшей судьбе. С одной стороны убивать их и топить тела в море прямо здесь и сейчас никто не собирался. С другой стороны, с судном, грузом и впоследствии удачной карьерой можно было распрощаться. Китайцы вряд ли отпустили бы попавшие в их загребущие лапы имущество, на конфискацию которого они имели хоть какие-то права.
Построенный в Англии более пяти лет назад пароход "Асагао-Мару" честно служивший последний год своим японским владельцам, доставляя грузы как внутри страны, так и в Китай, в этот день закончил свой путь служения под японским флагом и впоследствии сменил еще немало хозяев, в конечном итоге упокоившись на прибрежных скалах. Но все это было делом далекого будущего, а сейчас под присмотром двадцати русских моряков он неторопливо шел к малопосещаемой бухте острова Чеджу, откуда впоследствии его путь лежал прямиком к Шанхаю. Хоть там и хозяйничали европейцы, но официально этот портовый город принадлежал китайцам и потребовать возврата захваченного во время ведения боевых действий судна, игравшие в нем первую скрипку англичане и американцы, никак не могли. А возможных козней со стороны официальных властей можно было не опасаться по той простой причине, что все нужные люди изначально были в доле и сами с нетерпением ждали первого результата той авантюры, в которую они ввязались из-за любви к нечестно нажитым деньгам. И пока японцы не опомнились и не перекрыли подходы к столь удобному порту, через него следовало прогнать как можно больше трофеев. Благо, заранее подготовленные китайские перегоночные команды и кули для погрузки угля находились в постоянной готовности для приема призов и последующей переправки их в порты южных провинций. Китайские партнеры ручались, что смогут в мгновение ока обработать хоть десять судов, главное чтобы русские доставили их в порт.
Следующая жертва оказалась не столь лакомой. Тридцатилетняя деревянная парусно-винтовая шхуна "Генбу-Мару" явно доживающая свои последние годы, даже идя одновременно под машиной и парусами, давала не более семи узлов. Груз оказался под стать судну – дешевая сушеная рыба. С одной стороны, терять время и выделять людей на перегонку этого плавающего старья Иенишу никак не хотелось. С другой стороны, даже в таком виде шхуна тянула тысяч на восемь-девять фунтов, которые тоже являлись неплохими деньгами, и найти для нее новых хозяев можно было куда быстрее.