Выпало в Империи родиться
Шрифт:
Первое знакомство с оплатой чего бы то ни было произошло так. Мы с мамой отправились куда-то на метро. Вошли в вестибюль, она, полагая, что ребенка пора приучать к самостоятельности, дала мне пятачок и кивнула на турникет, иди, мол. Ну я и пошел, торжественно неся пятак в кулачке. А злой турникет больно ухватил меня за задницу. Я потом эти турникеты долго боялся преодолевать даже с опусканием пятачка в нужную щель.
Подобный случай приключился с моим другом. Мама дала ему 20 копеек и велела принести из булочной хлеба. Это был его первый самостоятельный визит в магазин с ответственным заданием. Он с радостью метнулся в булочную, принес маме хлеб и те же 20 копеек. Мама удивилась: это как? Сын не понимает: что, хлеб не тот? Ох уж эти мамы: иди, принеси. Один и пошел. Другой и принес. Никто же не говорил про деньги…
На этом яркие детские моменты заканчиваются.
Потом
Школа затмила всё.
ШКОЛА
Прохождение трудовой практики после 8-го класса школы. Практика на автобазе. Десять лоботрясов-старшеклассников поступают в распоряжение суровых мужиков: слесарей, автомехаников и т.д. Розыгрыши в мужской среде солёные и беспощадные. Дает слесарь Михалыч цинковое ведро школяру Валере и говорит с самым серьезным видом, тыча мозолистым пальцем в сторонку:
– Сбегай-ка в каптерку, пусть тебе Марья Петровна полведра менструации нацедит.
И пошел Валерка в указанном направлении, твердя про себя незнакомое доселе словцо из лексикона трудового человека. И получил от Марьи Петровны ведром по хребтине.
В школу меня записали, кажется, без моего участия. Этаких подробностей я уже не упомню. Школа была самая обыкновенная, рядом с домом. Она и сейчас на месте, но номер носит уже другой.
Каждого советского ребенка готовили в школу по одному и тому же сценарию. Еще в детском саду, на прощальном утреннике, всем детям подарили деревянные пеналы с писчими принадлежностями внутри. Разумеется, он вошел в мой портфель-ранец. Однако не будем забегать вперед. После, собственно, записи в учебное заведение, дружно начинали готовить другое необходимое снаряжение. Первым делом необходимо было наведаться (вместе с ребенком) в Детский Мир, который величественно возвышался на площади Дзержинского (сейчас это Лубянская площадь). Разумеется, речь идет о Москве, в других городах необходимо было ехать в местный Универмаг и искать то же самое там.
Детский Мир был поистине целым миром. На первом этаже продавались самые разные игрушки: как для самых маленьких, так и для детей постарше. Разнообразие было велико, цветисто и заставляло сердце биться чаще, глаза распахивались шире обычного, и приходилось тянуть маму за руку, пытаясь отбуксировать ее к то одному, то другому прилавку, заваленному сокровищами. Вырывать вспотевшую от волнения ладонь из маминой руки не следовало – в этом чарующем мире велико было опасение попросту потеряться. А это было очень страшно! Помню, что в Детском Мире время от времени звучали по громкой связи объявления такого, например, содержания: «Вася Боякин, твоя мама ждет тебя в комнате милиции». Или такого: «Мама Сережи Прибытко, ваш сын находится в комнате милиции». Думаю, что комнат милиции в Детском Мире было аж две. В одной сидели милиционеры, призванные расследовать пропажу неваляшек и деревянных лошадок, во вторую же мы можем заглянуть…
Мой друг, по имени Сережа, которому было 5 лет, однажды с мамой оказался в Детском Мире. И мама совершила самое страшное, что мог себе представить ее сын: она велела ему оставаться на месте, пока она куда-то отлучится. «Совсем ненадолго! С места не сходить! Я сейчас приду». Маленький Сережа был оставлен возле небольшого бассейна с фонтаном, где сонно плавали надувные игрушки. Ему показалось, что он простоял там целый день и, когда терпение иссякло, а мама так и не вернулась, он заревел, став еще одним фонтаном Детского Мира. Рядом шел обычный советский гражданин, который не мог пройти мимо плачущего ребенка и немедленно поинтересовался, что, собственно, случилось. «Мама ушла… А я… А-а-а!» – донеслось сквозь потоки. Сознательный гражданин отвел Сережу в детскую комнату милиции. Маленький Сережа, оцепенев от ужаса и ожидая мрачную тюрьму, сначала увидел тетю-милиционера, которая поинтересовалась, знает ли он свое имя и фамилию. Сережа безукоризненно отрапортовал необходимую информацию, потом тетя-милиционер отошла в сторонку и тут взору мальчишки открылась эта самая комната милиции. Она была вполне мирной и, к тому же, битком набита самыми разными игрушками! И там уже копошилось с пяток таких же потерянных детей, изучая арсенал комнаты. Через минуту вся компания забытых отпрысков весело играла как ни в чем не бывало, ничуть не волнуясь тому факту, что они потерялись. Мама Сережи, услышав имя своего ребенка по радиотрансляции, отыскала пропажу, удивляясь лишь одному: почему сын ее не дождался, позволив себя увести незнакомому гражданину? А Сереже гражданин более всего напомнил доброго волшебника, доставившего мальчишку в пещеру с сокровищами.
Всё, что было интересного в Детском Мире для детей, начиналось и заканчивалось на первом, и еще, кажется, втором этаже. Все остальные этажи детям были совершенно не интересны, ибо там продавалось все что угодно кроме игрушек. Там же, к примеру, продавалась советская школьная форма. Была она одинакова для всех учащихся всех школ Советского Союза, сделана добротно, из хороших материалов и доступна во всех городах страны.
Костюм для мальчика состоял из брюк и курточки темно-синего цвета с погончиками, на левом рукаве которой имелся клеёнчатый шеврон с изображением раскрытой то ли книги, то ли тетради, под которой было видно солнце. Шеврон был исполнен в красно-белых тонах. Пуговицы костюма были серебряными, изготовленные, кажется, из алюминия. Для старшеклассников курточка заменялась на пиджак, где на шевроне и уже над раскрытой книгой/тетрадью имелось уже восходящее солнце с изображением атома с орбитами электронов. Шеврон в данном случае был выполнен в сине-белых тонах. В отличие от весьма износостойкой ткани костюма, шеврон быстро терял яркость красок (от носки и стирок) и становился еле различим. Шалопаи разрисовывали его шариковой ручкой, изображая всё, что приходило на ум. Впрочем, неприличностей там я никогда не видел. Для мальчика так же покупалась белая рубашка для праздничных дней. Когда парень становился пионером, ему покупалась форменная рубашка пионера, доступная и для девочек, где, помнится, имелись карманы, золотые пуговицы и так же был шеврон, но уже вышитый: за звездой вились три языка пламени.
Для девочек имелось платье коричневого цвета, из шерсти. К платью прилагался черный фартук для повседневной носки и белый для праздников. Дополняли все это белыми гольфами либо колготами. Длина платья, как правило, была чуть выше колена, но могло быть и ниже. Я отлично помню, что чаще девочки носили именно короткое. И было это волнительно, особенно в сочетании с колготками…
Кстати, известно, что младшие воспитанницы Смольного института носили платья коричневого цвета, поскольку он был немарким. И лишь старшие смолянки переодевались в белые платья. Надо полагать, по тому же принципу была организована и советская школьная форма.
После 1982 года для старшеклассниц форму заменили: появилась юбка и пиджак светло-синего оттенка. Была, также, и жилетка. Юбку можно было носить как с пиджаком, так и с жилетом – по отдельности либо вместе. В этой форме девочки были похожи на стюардесс, что тоже было неплохо.
В зимнее время пацаны часто носили под пиджак спортивную кофту на молнии с высоким воротом. Если родители были состоятельными или со связями, верхом шика являлись кроссовки «adidas» из синего материала с тремя белыми полосками по бокам. Фирма! Еще часто вместо форменных брюк надевались джинсы, если кто, опять же, мог их себе позволить. Вернее, их родители. Особо развитые молодые люди ничего такого себе не позволяли, надевая под пиджак белую рубашку и галстук. И никаких кроссовок, только ботинки! Весь этот образ мог завершать чемоданчик типа «дипломат», как они тогда назывались.
Так вот, всё это форменное добро покупалось на верхних этажах Детского Мира. Там же, впрочем, продавалась и обычная одежда и обувь для детей. Ребенок в этом случае со скучающим видом плелся следом за родителями: в отделах с одеждой ему было неинтересно. Истинная жизнь, по мнению детей, царила именно на первом-втором этажах. Там же, в центральном зале, на стене напротив входа с площади Дзержинского, висели огромные часы с маятником, показывая время. Часы выглядели как избушка, сложенная из бревен, на циферблате кроме стрелок имелся солнцеподобный лик. Под крышей были дверки, откуда каждый час появлялась кукушка, мало похожая на птицу. На скатах избушки было еще по дверке, откуда, помнится, так же вылезала еще пара кукушек. Вдобавок из дверок по бокам циферблата вереницей выезжали довольно скучные на вид фигурки, похожие на шахматные фигуры, на которые напялили подобие одежды. Разумеется, все ждали этого парада. Однако тем из зрителей, кто бывал у театра кукол под руководством Сергея Образцова, смотреть на часовое действо в Детском Мире было скучно, потому что часы на театре его имени выгодно отличались исполнением и масштабом. Там куклы были интересные, различные зверушки не только показывались каждый из своего окошка, но и двигались, шевелили лапами, открывали пасти. Действо сопровождалось музыкой. В Детском же Мире завороженным детям оставалось смотреть на мерно качающийся туда-сюда гигантский маятник: было в этом некое таинство, ожидание чего-то невероятного. Не так ли гипнотизируют своих подопечных психотерапевты?