Вырла
Шрифт:
Глава седьмая. Сублимация.
Владислав Селижаров работал типа архитектором. Рисовать он не умел, программами пользовался кое как. Зато дядя Влади, мамин брат, давно и скрепно администрировал ПГТ Береньзень. А папа основал ОПГ сиречь ОАО с загадочным названием «Гиперборея-траст-инвест». Оно построило жилой комплекс «Береньзень-плаза», пригласив варяга, Сванте Андерсона, архитектора (не «типа»), и притащив бригаду «чебуреков». Та же команда трудилась над элитным поселком «Ривьера» на берегу Береньзеньки. Сванте, по совместительству инженер-эколог, установил
Любой двадцатитрехлетний, да вообще, любой хомо без совести и амбиций, подобному стечению обстоятельств радовался бы до пошлых разглагольствований о карме и реинкарнации. ГПДДшник берёт под козырек. Свой дюплекс в «Береньзень-плаза» с видом на лес-кормилец всея береньзеньской знати – есть. Жена мисс «Журавль» предыдущего года – прекрасна. Владя же вырос личностью метущейся. Машину он водил как пенсионер, не нарушая. Дюплекс его раздражал: куда пять комнат? Гардеробная, спортзал? Он закрывался в туалете и нырял в игру. «Журавль»-Оксана никогда не искала супруга. Они редко пересекались на ста сорока квадратных метрах: ста шестидесяти сантиметровый Владя и ста восьмидесяти двух сантиметровая мисс.
Половая жизнь? Это в мультике между сусликом и цаплей может что-то произойти.
Чем больше Владислав Георгиевич врал отцу, который требовал отчетов о внукоделии, тем сильнее презирал себя и боялся войти в ее… спальню. Страх валил и скукоживал. Селижаров-младший сбегал в туалет и снова перевоплощался в колдуна. Крушил врагов направо и налево, рвался к Башне… Могучий блондин, великан, укротитель стихий. Аватар лысеющего гномика.
«Сублимация» – так, скорее всего, трактовал бы поведение Владислава Георгиевича Фрейд Зигмунд Якобович. – «Вы, милейший, подменяете сексуальное желание азартом игры. Классика!» Он бы дал молодому мужу наибанальнейший рецепт «любовного эликсира»: ювелирка, комплименты, ресторан. Пусть она налегает на полусладкое, ты пей водичку, соси устрицы, в крайнем случае, фарма в помощь.
Увы, той роковой ночью Владя последовал другому совету.
«Убей её».
Но сначала у него встал. Взмыл, уперся в дно ноутбука. Колдун спешно покинул геймплей и, не попадая по клавишам, загуглил: фтшьу екфз зщкт. Чертова русская раскладка! Догадливый поисковик его понял. Юноша нащупал флакон жидкого мыла. Экран погас. Владя еле сдержался и не заорал. От разочарования, да и от боли. Лет с шестнадцати он не испытывал столь острой нужды пехнуть. Он едва сознание не потерял, когда его взяли за член. Кто – неважно. Он терся тощей спиной о мягкие налитые груди и любил. Впервые за двадцать три года.
***
– Пьете давно? – Федя проверял рефлексы Волгина: молоточком по коленке, айфоновым фонариком в зрачок.
– Со школы.
– Запой давно?
– Нет у меня запоя. Плесов, халера…
– Помер два часа назад, – оповестил гражданина
– Тю! Помер и не сдох? – Василич покачал головой. – Упырюга! То-то он мне мороженым показался, и вялым как… – ВВ глянул на Анфису. – Вчерашний пельмень.
– Занятная образность речи, – констатировал ФМ. – Нетипичный делирий.
– Сам ты! – обиделся Василич. – Дебилий, Масква!
– Я не из Москвы.
Карман Финка издал звук. Финк достал толстый смартфон, прочел сообщение и присвистнул.
– Племяш Рузского жену зарезал и в лес утек. Голый. – Полиционер повернулся к Федору. – Едем.
Федя устал. Его лазанью экспроприировали, итальянское настроение испоганили береньзеньским духом. Он решился на протест:
– Думаете, раз я временно бюджетник, я автоматически за родину и сталина? Обязан слушаться вас?
– Да! – Волгин топнул пяткой сорок шестого размера. – Власть народу! Нафиг мусарню!
– Если тебе, народ, дать власть на полчасика, ты нас всех укокошишь к Евгении Марковне! – прикрикнул Евгений Петрович. – А ты, оппозиция, невинной не прикидывайся! И родственнички у тебя не оттуда!
– Мои дед и отец – ученые, – возразил ФМ.
– Дед твой совковый лауреат, значит, в системе был. Батя МГИМОшник, значит, шпион. Ну и ты, уточки-стаканчики. Школа с золотой медалькой, учеба на бюджете в понтовом ВУЗе, стажировка в мажорской клинике. Весь твой либерализм – массовые гуляния!
Федя позволил спровоцировать себя на конфликт. Отзеркалил агрессию.
– Что, майор, проштудировал досье? Молодец, пять… тысяч тебе премия от жуликов и воров!
– Не платят за тебя, не обольщайся.
– А, так ты на добровольной основе с биографией моей ознакомился? Стесняюсь спросить: заняться нечем?
– Ты понимаешь, где ты, чувак? – Блеклые голубые глаза Финка, казалось, еще чуть выцвели.
– Понимаю, по запаху. – Мистер Тризны уже досадовал, что затеял конфликт с этим смахивающим на диковинную помесь рептилии и хаски ментом. Слиться бы аккуратно, обнажив некомпетентность и тупой детский энтузиазм.
– Здесь своя песочница… болотница. И про каждого хмыря, что тут нарисовывается, я выясняю все. У меня статистика по тяжким самая низкая в области. Изнасилований, педофилии и «домашки», считай, нету!
– Фальсифицируете статистику?
– Неа. Выясняю все про каждого хмыря, что тут нарисовывается.
– У вас хмырь жену зарезал! – вспылил Федя. – Только что!
– А чего я тебя с собой зову?! – Майор закурил. Долго терпел. – Ради общества твоего? Подозреваемый – племяш Рузского, сын…
– Гниды! – вякнул Василич.
– Гниды, – подтвердил Финк. – Селижоры сынок. Владя Селижаров, ботан-троечник, в жизни воробья не пнул! Надо его осмотреть, раскопать, что с ним стряслось! Какого хуя он на супружницу попер! Прости, Анфис.
– Вы за слова не извиняйтесь, дядь Жень. Вы моего папу ищите!
– Herra, anna minulle voimaa («Господи, дай мне сил» – финск.), – пробормотал полицейский.
Федя задумался: почему мент с русским именем-отчеством, российской ментальностью и немецкой фамилией ругается/молится на карельском/финском? Интересный тип. Весьма.