Выруба

Бутаков Эрик Юрьевич

В темноте блеснули два желтых глаза! Ерема соскочил с лежанки, вырвался из проклятого, скользкого рюкзака, схватил карабин, одновременно сняв его с предохранителя, и в полусогнутом состоянии, готовый ко всему, завертел головой! Вроде больше ничего не видно. Он быстро приподнял края шапки, чтобы открылись уши. Но тоже ничего не услышал. Попытался что-либо рассмотреть в прицел — бесполезно, мешает огонь костра. Потихоньку, он стал выпрямлять ноги и полностью разогнулся. Сердце стучало. «Что это было?! — Волки, рысь, росомаха?» Задавая себе вопросы, Ерёма стал бешено соображать, что делать. Для начала, медленно наклонившись, он взял короткую горящую хворостину и резко бросил её в темноту — туда, где были глаза.

В ту же сторону направил ствол. Описав несколько пируэтов, хворостина зашипела в снегу, так никого и не осветив. Глаза тоже не сверкнули. «Если волки — дело швах!» Но откуда? Следов их он не видел. «А как ты мог видеть следы, если в загоне был один раз, а остальное время тебя на машине возили?» Но когда шел по следу, волчьих следов тоже не замечалось. «Это не значит, что их здесь нет — они могли и не пересекать оленьего следа». Если волки — дело швах — они зимой по одному не ходят! Морозы-то какие стояли! «Если их здесь много — пиздец тебе, Ерёма! Смотри, если они есть — глаза ещё заблестят. Не упусти момент! Бей не раздумывая. В любую секунду, с любой стороны из темноты может прыгнуть!» Холод прошел по спине. И Ерёма «вдавился» в блиндаж. На всякий случай проверил нож — на месте на поясе. Медленно, озираясь, он дотянулся до дров и толкнул охапку в костер. Костер немного затух, но снова стал разгораться, уже с большей силой. Никого! Глаз не видно. «Может рысь?» Рысь — хуйня! С рысью разберемся! Росомаха — поопасней будет, но тоже хуйня — один на один — справлюсь! Только бы не волки! Нет — всё тихо. Отойти бы, следы посмотреть. Но как отойдешь? Только от костра отойдешь — задерут! Блядь! — не было печали — отдохнул! «Зато не холодно!» Да пошёл ты!

Время шло, но ничего не происходило. Ерёма немного успокоился, но ещё не настолько, чтобы решиться лечь. Ещё несколько раз покидал палки в темноту — никого. Показалось? Нет, вроде — точно глаза видел. Он осторожно присел на рюкзак и посмотрел время. Час. Похоже, я заснул. Может, во сне привиделось? Нет, ну точно видел! Так, до рассвета шесть или семь часов — и что, мне всё это время на корточках сидеть? Ермолай машинально взглянул на небо — звезды. А где луна? Приподнявшись над своим укрытием, он осмотрелся. Там позади в верхушках деревьев горел белый фонарь — луна. Длинные тени сосен лежали на снегу. Волков не было. Всё тихо. Через час-полтора она будет высоко — станет светлее. Будет холодно к утру. Придется ждать. Он ещё подкинул дров, и, Бог знает как, одной рукой, закатил оставшееся бревно в костер. Во второй руке Ерёма держал карабин.

Примерно в час, Олег вышел, подбросил в костер дров, прогрел мотор, посигналил, покурил, посмотрел на небо, сделал всё необходимое перед сном и вернулся в кунг.

— Луна взошла. На небе — ни облачка, — сказал он.

— Значит, к утру придавит, — ответил Андрей. — Не повезло нашему мальчику.

— А здесь волки есть? — зачем-то спросил Олег.

— Волки везде есть, — спокойно ответил Андрей. — Вдвойне не повезло.

— Чё ты заладил: не повезло, не повезло? Волки его не тронут! — разозлился Макарыч.

— Я надеюсь, — согласился Андрей.

— Почему ты так думаешь? — спросил Олег капитана.

— Ерема сейчас наверняка костер жжет — это раз. Второе: от него за версту пахнет железом и оружейным маслом — волки его боятся как огня, …даже сильнее, — добавил капитан, сообразив, что первое и второе вдруг стали равнозначны.

— А третье? — не унимался Андрюха.

— А третье, это то, что какой смысл волкам (если они, конечно, есть!) нападать на вооруженного Ерёму, сидящего у огня, когда можно обложить раненого оленя. Кровь на следу! Безопаснее, добыча крупнее и привычнее. К тому же у него рогов нет — все пятеро самки были, а они по запаху определяют самец или самка.

— Логично, — согласился Андрей, повернулся набок, устроился поудобней, и решил немного поспать, но добавил. — Зимой у них ни у кого рогов нет — сбрасывают.

— У козла были.

— Значит, больной козёл был. Кстати, надо мясо проверить, а то поймаем аскариду или ещё хуже… — будет вам охота.

— Ты что-нибудь хорошее можешь сказать?

— Могу: бурлеск.

— Надо было сразу идти за ним. Втроем, — сказал Семеныч. — Уже бы вернулись.

— Надо было. Я тоже про это думаю, — ответил капитан. — Чего уж сейчас? Будем теперь ждать утра. Сейчас идти — смысла точно нет — не найдем. След занесло — я проверял.

— Зато я вас в «тыщу» сделал, — зевая, вставил Андрей.

— Спи ты, господи!

— Спокойной ночи.

— Он ещё издевается!

— Всё — я сплю. Вы — как хотите. Я ночью точно никуда не пойду. Останусь машину греть и от волков караулить.

— Спи! Тебя никто не просит никуда идти. Здесь до утра будем. Рассветёт — там видно будет.

— Это точно, — согласился Андрей и больше голоса не подавал.

Часам к трем луна начищенным пятаком висела высоко в небе. Вокруг неё серебрилось огромное кольцо. «К вёдру», — подумал Ерема, глядя на небо. Он так и не понял, что это означает, но во всех книгах про охоту, луна в ореоле кольца именно такую погоду и предвещала. Из личного опыта, он сделал вывод, что это к солнечной погоде, а вот тепло будет или холодно — зависит от времени года. Летом — тепло.

Лес просветлел. Стал сказочным лес. На белом, искрящемся «алмазами» снегу голубые, искрящиеся тени деревьев. Можно ждать, что выбегут звери на поляну и устроят новогодние игры, танцы, песни, дискотеку, казино, бои без правил, пьянку, дебош, изнасилование… Загадочный был лес. Ерёма замерз — костер не спасал. Приходилось шевелиться, прыгать, хлопать руками. Это на несколько минут, казалось, согревало. Он приседал к огню. Пил чай. Немного погодя, спина и ноги снова начинали остывать. И всё сначала! «Зато, волков теперь будет видать. Хорошо, что их нет!» Продержаться ещё нужно четыре часа! А потом — бегом домой!

Шесть. «Шесть! Я ещё живой! Шесть — он её за шерсть! Семь — он её совсем! Восемь — доктора просим! Девять — доктор едет! Десять — из п… ребёнок лезет!» — вспомнилась Ермолаю в шесть утра старая школьная побаска. К этому времени он представлял из себя жалкое замерзшее небритое зрелище. И, видимо, потихоньку сходил с ума. «Ну, и куда ты собрался?» Через час будет светло! «Не через час, а через два». Какая разница? Пойду по следу — зря, что ли, я гиб и мёрз? Пойду по следу. Догоню этих ублюдков… и расстреляю! «Ну, давай, давай». Сам, давай — у меня жопа замерзла!

Ерёма допил прямо из котелка замерзший чай, скидал всё в рюкзак, как попало, попрыгал, чтобы разогреться, почти весь оставшийся валежник завалил в костер, и вышел на след. Прощай, блиндаж! Надеюсь, мы больше не увидимся!

Под лунным светом, одуревший от ночевки, повесив карабин на шею так, чтобы руки легли на приклад и в ствол, шатаясь и улыбаясь, Ерёма пошагал по засыпанному следу. «Час, я думаю, можно прошагать в таком положении, а уж потом карабин придется взять в руки!» Без тебя — не знаю!

От курева на зубах скопился толстый слой «жира». Ерёма шел и пытался этот слой слизать. Мороз — не мороз, страшно — не страшно! Ночь, считай, прошла — пора шевелиться. Двенадцать часов Ерёма провел на морозе. Солнце за это время успело осветить Америку, обогреть долбаных аборигенов в желтой жаркой Африке, и вот — возвращается! К Ерёме возвращается. В Сибирь! «Нормальный след — чё раньше не пошёл?» А чё раньше там делать? Олешки спят, стригут ушами — сейчас, тихонечко подкрадусь, и устрою им сладкую жизнь! Вон — до сопки дойду и начну скрадывать.