Высокий, царственный и сварливый

Монро Найла

— Шер, — тихо сказала Эсмеральда. — Всё в порядке.

Она медленно, жестко повернулась. Болезненная паутина трещин пронзила мою грудь, когда я увидел слёзы, застилавшие её глаза, которые она пыталась скрыть. Яростное желание защитить взорвалось во мне с такой силой, что это была агония.

Кто — то причинил ей боль. Кто — то сделал ей больно.

Это из — за меня? Я что — то сделал?

Меня трясло от усилий не схватить её в объятия и не увести отсюда,

где я мог бы поговорить с ней наедине, обнимать её, укачивать, успокаивать — всё, что ей было нужно от меня. Усадить её где — нибудь, встать на колени и извиниться за всё, что я сделал, расстроив её.

Чем дольше её глаза робко перебегали с моих плеч на пристальный взгляд, тем сильнее становилось это чувство.

Я не смог удержаться, чтобы не потянуться к её маленькой руке, сжимающей облегающее тёмно — зеленое платье — джемпер, которое она носила с черными леггинсами. Я легонько подтолкнул её ладонь, пока её пальцы нерешительно не разжались, позволяя мне крепко обхватить её своими. Я сжал её руку.

— Пойдем со мной на минутку. Пожалуйста. Затем ты можешь вернуться на свою встречу с Шехрияром, — сказал я.

— Что за встреча… — начал Шехрияр, но внезапно остановился. Он избегал моего взгляда, проводя рукой по губам, всё время морщась. Я немедленно взглянул на Эсмеральду, и то, как она поморщилась и опустила голову, было для меня равно сильному удару железного кулака в живот.

Она солгала о встрече. Встречи никогда не было.

У меня закружилась голова, когда боль и страх обожгли мою грудь. Это было из — за меня. Ей было больно из — за меня. Вот почему она солгала. Чтобы не видеться со мной. Потому что я причинил ей боль.

— Это моя вина, — прохрипел я, отступая от неё. — Разве нет? Я сделал что — то не так. Я облажался.

Её ресницы взлетели вверх, и она покачала головой.

— Нет. Нет, Кай, ты ничего не сделал. Это не ты.

Я хотел обнять её и прижать к себе, но мои кулаки были десятитонными гирями, которые не переставали дрожать.

— Тогда в чём дело? Почему ты расстроена?

Она медленно закрыла глаза, крепко сжимая их, пока её лицо не исказилось страдальческой гримасой.

— Кай, я… я…

— Иди, — тихо сказал Шехрияр, напоминая мне, что он всё ещё здесь. Мы с Эсмеральдой посмотрели на него. Он кивнул в сторону, его пронзительный взгляд остановился на Эсмеральде. — Иди поговори с ним. Я прикрою тебя.

***

Эсмеральда молча смотрела на раскинувшийся под нами Pavilion City, сидя рядом со мной на скамейке. Хотя я вроде как вынудил её к этому, когда положил наши переплетенные пальцы себе на колени.

Мы вместе проехали на Баки через лес и добрались до участка земли на другой стороне.

На самом деле, мне следовало отвести её куда — нибудь в теплое место, чтобы поговорить. Мне не нравилось, что

мы были на улице. Но это было единственное место, где мы с Эсмеральдой могли поговорить наедине без помех. Итак, мы были здесь. Сидели на одинокой скамейке у старой платформы сторожевой башни. Её голова покоилась на моем плече, я прижался губами к её волосам и закрыл глаза, вдыхая её сладкий аромат.

Меня беспокоило, какой счастливой она была, когда мы были здесь в последний раз, и какой тихой она была сейчас. Мы сидели в тишине пять, может быть, десять минут, потом она наконец заговорила.

— Я столкнулась с Каримом по дороге в свою комнату.

Я медленно поднял голову, не совсем понимая, почему она упомянула своего брата. Затем меня осенило, и моё тело напряглось.

Карим был причиной того, что она расстроилась.

Учитывая реакцию моей собственной семьи, мне и в голову не приходило, что брат Эсмеральды мог отреагировать по — другому. К тому же, она раньше говорила, что не ладит с ним. То, что он узнал, что она провела со мной ночь, ухудшило её отношения с братом? Я сглотнул, когда беспокойство захлестнуло меня.

— Он тебе что — нибудь сказал?

— Сказал, — пробормотала она и подняла на меня свои затуманенные глаза. — Но дело скорее в том, чего он не сказал.

Сначала у неё задрожал подбородок, хотя она прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть это. Но её лицо сморщилось, слёзы хлынули из глаз, скатываясь прямо по щекам, как будто она больше не могла их сдерживать. И каждая капля была молотом для моего стеклянного сердца, разбивавшего его на миллион осколков.

— Эсмеральда, — выдавил я и потянулся к ней.

Она встретила меня на полпути, обвив руками мою шею, когда я притянул её к себе на колени. Я крепко обнял её, когда она уткнулась лицом мне в плечо. У неё вырвался тихонький всхлип, и я зарылся лицом в её волосы, укачивая и защищая каждую частичку её тела, пока мучительные эмоции разрывали меня на части.

Эсмеральда плакала почти беззвучно, пока я обнимал её, дрожа всем телом, когда я гладил её по волосам и несколько раз целовал в висок. Это были не те громкие, сердитые слёзы, которые она проливала, когда я рассказал ей о Мэг. Они были усталыми, грустными и обиженными, и они разрушали меня. Они заставили моё сердце обливаться кровью и каждую клеточку внутри меня взорваться агрессивной яростью.

Я не был жестоким человеком, но я хотел найти короля Карима и избить каждый дюйм его тела. Один удар за каждую слезинку, пролитую из — за него. За всю боль, которую он причинил ей, когда должен был защищать её. Мне было насрать, что он был королем Джахандара. Если бы сейчас он был прямо передо мной, я уверен, что сделал бы это.

Но с каждой секундой какая — то часть меня всё больше и больше убеждалась, что в её боли была отчасти и моя вина. Мне следовало быть осторожнее.