Высота
Шрифт:
— Позвольте, — сказал Дерябин, ошеломленный этим известием. — Собственно говоря, я подчинен непосредственно Москве, и прежде чем Токмаков может принять дела старшего прораба, я их должен сдать. Я еще буду докладывать министру.
— Министр просил передать, товарищ Дерябин, что вы отзываетесь в распоряжение министерства.
— И больше ничего не передал?
— Больше ничего.
— Да, но, откровенно говоря, на мне лежит вся ответственность за контору «Стальмонтажа»….
— От этой ответственности вас уже
Выйдя из домика, Дерябин некоторое время постоял, зажег спичку дрожащими руками, закурил и, жуя папиросу, сказал:
— Разрешите вам, Константин Максимович, дать последний совет.
— Какой?
— Никогда не спешите брать на себя обязательства и тем более должности, которые вам не по плечу. Лучше оставаться в тени. Перевыполняйте себе план на здоровье. Но пусть это каждый раз будет для начальства приятным сюрпризом. И тогда вас всегда будут хвалить.
— Спасибо за совет, только вряд ли он мне пригодится.
Дерябин пожал плечами.
— Так и голову сломать недолго. Впрочем, вы прораб способный, хотя и недоучка. Пожелаю вам быть на моей должности удачливее меня.
На лице Дерябина странно уживались в этот момент высокомерие и плохо скрытая растерянность.
С тяжелым чувством покинул Дерябин дощатый домик у проката.
Мало своих бед! Полез зачем-то с советами к этому выскочке и недоучке Токмакову.
Вот вы, товарищ Дерябин, и глотнули свежего воздуха! Досыта надышались. Так надышались, что даже тошнит от этой свежести.
В министерство приятно возвращаться, когда ты своей работой на периферии оправдал доверие начальства.
Как его встретит теперь министр? О старой должности и мечтать нечего. Куда его теперь пошлют?
Дерябин шел без всякой цели, прислушиваясь к звуку своих шагов. Он направился было к домне, но с полдороги вернулся — ноги отказались идти. Хотел спокойно посидеть, собраться с мыслями. Куда же деваться? Он и сам не заметил, как оказался у своей конторки.
Открывая дверь, печально посмотрел на картонную табличку «Старший прораб Дерябин» и хотел было ее сорвать, но как-то не поднялась рука.
В конторке не было никого, кроме Тани. Дерябин молча тяжело опустился на стул.
Он долго и внимательно смотрел на часы, словно что-то подсчитывал в уме, словно внезапно разучился определять по своим часам местное время — то ли на два часа впереди московского, то ли на два часа сзади. Он передвинул чернильницу на столе, поставил ее на прежнее место, перелистал уже перевернутые
Дерябин собрался было сказать Тане, что он больше не старший прораб, но как-то не повернулся язык. Он продолжал рассеянно смотреть на Таню. Она так низко склонилась над чертежной доской, что виден был тяжелый узел льняных волос на затылке. «У Зины волосы еще светлее, но сразу видно, что крашеные. Нет этого блеска, этой мягкости…» Он посмотрел на тонкие Танины пальцы, выпачканные тушью, и опять невольно сравнил их с Зиниными; будто воочию увидел белые пухлые руки жены. И ногти — то кроваво-красные, то лиловые, то перламутровые.
Дерябин долго смотрел на Таню, которая продолжала чертить, кашлянул и вдруг спросил сдавленным голосом:
— Разрешите полюбопытствовать, товарищ Андриасова. Где вы познакомились со своим мужем?
— Где познакомилась? — Таня даже положила рейсфедер на край доски и разогнулась. Не только удивление, но и беспокойство промелькнуло в ее глазах. — А разве это важно?
— Просто так спросил, — вздохнул Дерябин.
— На фронте познакомились. Под Ельней. Баграта ранило в ногу. Я перевязала.
Дерябин пожевал губами и сказал, с трудом выговаривая слова:
— Между нами говоря, я познакомился с Зиной на курорте, в ресторане. Может, поэтому у меня и не сложилась личная жизнь?
— Право не знаю. Но думаю, не так это важно, где люди встретились, потому что…
— А как вы думаете, товарищ Андриасова, — перебил Дерябин, — приедет Зина в Каменогорск, если меня оставят здесь на постоянную работу?
— Если любит — приедет.
— Зина не приедет, — сказал Дерябин очень тихо и очень убежденно.
Он достал папиросу, зажег дрожащими пальцами спичку, потом посмотрел на свои часы, которые показывали московское время, понурился и вышел.
Таня посмотрела вслед — она еще не видела старшего прораба таким потерянным.
Он едва не столкнулся на площадке с Токмаковым, но тот Дерябина даже не заметил.
Токмаков шел молодецкой походкой. Он был явно доволен собой, почти весел.
«Мальчишка! — неприязненно подумал Дерябин и отвернулся. — Даже не умеет скрыть свою радость. Радуется, что меня подсидел».
Дерябин и не догадывался об истинных причинах хорошего настроения Токмакова.
Токмаков испытывал глубокое облегчение. Такое чувство бывает после того, как решишься на очень трудный шаг, который давно уже следовало сделать, но никак не хватало смелости. И вот он уже сделан, этот шаг! Токмаков назначен старшим прорабом, и он уедет вместе со своими монтажниками. Куда? Может быть, в те же Красные Пески, о которых так многозначительно упомянул Дымов?
И если не сейчас, то когда-нибудь, после Североуральска или другой домны, он туда попадет.