Высшая мера
Шрифт:
– Что же, интересно знать?
– Щелочка между зубами. Ведь она и на обгорелом черепе сохраняется, верно?
– Вы хотите сказать, вы хотите сказать… - зачастил Юферев, которого в эти секунды, в эти самые секунды вдруг обдала волна холода и озноб пробежал по всему его телу.
– Вы хотите сказать…
– До встречи, Саша. Я обязательно позвоню, как только окажусь в городе.
И Апыхтин повесил трубку.
В тот же день, ближе к вечеру, они с Серковой уже были в Афинах. Они поселились в средненькой гостинице «Мираж» в центре города. И весь вечер до глубокой ночи ходили по ресторанчикам, кафешкам, забегаловкам, пили сухое вино и говорили об островах. А наутро отправились на эти самые острова и посетили их за месяц десятка полтора. Видели, как встает солнце, как оно садится, видели в морской дымке проплывающие мимо острова. Они казались таинственными, еще не открытыми, и редкие огоньки где-то в горах вполне могли быть кострами, на которых жарили добычу древние греки. Маленькие порты были оживленны, набережные сверкали огнями, звучала музыка, в которой было так много струнных звуков, цепляющих в душе что-то живое, что-то еще не умершее.
Все это время Апыхтин не брился, за месяц у него выросла густая, темная, уже вполне апыхтинская борода. Светлые волосы на голове он выкрасил в темный цвет, новые не обесцвечивал, и они тоже отросли. В первый же вечер в Афинах он купил себе прекрасные очки с чуть затемненными стеклами и тяжелой оправой.
Серкова смотрела на эти его превращения с немым изумлением - откуда-то она знала, что об этом спрашивать не надо. Апыхтин постепенно возвращался к самому себе, и теперь любой человек, знавший банкира прежде, узнал бы его сразу и безошибочно. Прежний свой вес он не набрал да и не стремился к этому, решив, что темного костюма для возвращения к старому своему обличью будет вполне достаточно.
У Серковой, конечно, возникали вопросы, возникали, причем самые разные, Апыхтин это видел, чувствовал и на все ее недоумения ответил однажды несколькими словами. Они плыли на тяжелой рыбацкой шхуне, парус провис, солнце только что село, и наступили красноватые морские сумерки.
– А осенью поедем в Испанию, - сказал Апыхтин, будто продолжая давно начатый разговор.
– Меня наверняка выгонят с работы.
– Найдем работу.
– Возьмешь к себе?
– спросила она, понимая, насколько многозначно звучит ее вопрос.
– Возьму, - ответил Апыхтин, тоже сознавая, что и у ответа есть второе дно.
– У тебя есть такая возможность?
– Да.
– Кто ты, Володя?
– спросила, решившись наконец, Серкова.
– Банкир.
– У тебя есть банк?
– Есть.
– Хороший?
– Не знаю. Оставлял я его в хорошем состоянии.
– Там остались надежные люди?
– Можно и так сказать.
– А можно так и не говорить?
– Да.
– Предстоят схватки?
– Авось.
– Ты победишь.
– Почему ты так решила?
– удивился Апыхтин.
– Не знаю, - она передернула загорелыми, темными в сумерках плечами.
– Я не представляю сейчас человека, который справился бы с тобой.
– Я тоже, - признался Апыхтин.
Утром выяснилось, что ночевали они в гостинице на острове Гидра. Белый двор церкви, белая набережная, высокие, выложенные камнем берега, старинные пушки, и поныне, кажется, готовые дать отпор любым непрошеным гостям.
Апыхтин вышел из гостиницы, когда Серкова еще спала, разметавшись на громадной кровати. Над морем висела дымка, плиты набережной были влажными после уборки, в кафе под открытым небом мокрыми были от ночной росы и столы, и стулья. Апыхтин быстро нашел переговорный пункт и позвонил в свой банк, он хотел поговорить с секретаршей.
– Алла Петровна! Здравствуйте!
– Боже! Владимир Николаевич!
– Да, это я, - проворковал Апыхтин.
– Как поживаете без меня?
– Беда у нас, Владимир Николаевич! Просто ужас какой-то… Что происходит, я не представляю! Все несчастья на наш банк…
– Что случилось?
– Покушение на Басаргина! Представляете, его машину расстреляли из автомата! Он ехал по своим делам, остановился на перекрестке, подъехала какая-то машина и из автомата сразу по стеклам! Они тут же сорвались с места и умчались в неизвестном направлении! По телевизору каждый час передают приметы, но пока никого не задержали!
– Значит, этот отпадает, значит, не он…
– Не поняла?
– Да, это так, сам с собой веду беседу. Басаргин жив?
– Он в больнице, мы его уже проведали, принесли фрукты, овощи, курятину…
– В сознании?
– Пули попали в руку и в плечо! Он успел пригнуться, когда раздались выстрелы… Водитель убит, Владимир Николаевич. Пуля попала ему в голову. У нас такое несчастье, такое несчастье, я прямо не знаю, что делать!
– Кто исполняет обязанности Басаргина?
– Цыкин.
– А почему не Осецкий?
– Отказался! Жить, говорит, хочется! Наотрез отказался!
– Как Цыкин? Справляется?
– Справляться-то справляется, - кисло проговорила Алла Петровна, - но…
– Без блеска?
– Ох, без блеска, Владимир Николаевич. Приезжайте, ради бога, побыстрее!
– Буду через несколько дней.
– Когда?
– Еще дня три-четыре дадите погулять?
– Конечно, Владимир Николаевич! Я всем скажу…
– Никому!
– крикнул Апыхтин в трубку.
– Вы меня хорошо поняли? Алла Петровна, кроме вас, никто не знает. И не будет знать, да?
– Конечно!
– Всего доброго, Алла Петровна.
Апыхтин вышел на набережную, прошелся до гостиницы и снова вернулся к переговорному пункту. На этот раз он позвонил начальнику охраны банка «Феникс».
– Федя? Апыхтин. Послушай… Еще одно деликатное поручение.
– Готов.
– У меня три заместителя. Ты их знаешь. Не поднимая большого шума…
– Я и маленького не подниму.
– Так еще лучше. Так вот, не поднимая никакого шума и не подключая к этому делу никого из банка, прощупай… Только осторожно!
– Готов!
– Есть ли у кого из заместителей какие-либо выходы на криминальных ребят. Соседи, дальние родственники, однокашники, любовницы…
– Понял!
– Буду на следующей неделе. Времени хватит?
– Вполне. Вы слышали про Басаргина?
– Слышал, но путано.
– Две очереди из двух автоматов. Он выехал из банка уже вечером. Темный перекресток, красный светофор, подъезжает «жигуленок» - и две очереди по стеклам. Водитель убит на месте, Басаргин получил несколько ранений, но все не опасные для жизни. Выкарабкается мужик.