Высшая мера
Шрифт:
– Это самое, это самое, - зачастил Цыкин.
– Если он знает заказчика, то ведь надо принимать меры! Немедленно!
– Будем принимать, - ответил Апыхтин.
– Сейчас Цыкин у нас председатель банка, вот ему и поручить!
– воскликнул Осецкий.
– Да на фиг мне твои поручения!
– вдруг взвился Цыкин.
– Есть для этого службы, пусть они и занимаются!
– Как ты сказал?
– повернулся к нему Апыхтин.
– На фиг? Что-то раньше я не слышал от тебя таких выражений.
Апыхтин с бесконечной добротой смотрел на Цыкина, и улыбка его становилась все шире, радостнее, будто наконец встретил он давнего знакомого, увидеть которого уже и не надеялся. В его глазах, в выражении лица появилась даже какая-то отеческая ласковость. Говори, дескать, говори, не останавливайся, готов слушать тебя часами.
– Эт самое… - запнулся Цыкин и обратился почему-то к Осецкому, хотя вопрос задал Апыхтин.
– Посидишь в этом председательском кресле, не такими словами заговоришь.
– А кто тебя тащил в это кресло?
– А кто наделал в штаны, когда надо было это кресло занять?
– Я наделал в штаны, - расхохотался Осецкий.
– Сначала удар по Володе… Прости меня, Володя, ради бога… Потом удар по Басаргину… И я понял - идет отстрел. Надо спасаться. В таких условиях вообще не стоило назначать председателя. Но возник гражданин Цыкин… Желаю, говорит, возглавить! Давно, говорит, мечтаю!
– На фиг мне слушать твой бред!
– опять взвился Цыкин.
– Кто-то же должен подписывать бумаги! Володя, я прав?
– повернулся Цыкин к Апыхтину.
– Прав тот, у кого больше прав.
– Улыбка Апыхтина оставалась такой же любящей.
– Напрасно ты, Игорь, катишь на него бочку, - сказал он Осецкому.
– Да кто там на него катит! Просто радуюсь по случаю твоего возвращения!
– Отметить бы, - проговорил Апыхтин мечтательно, и понеслись, понеслись в его криминальной голове варианты один другого соблазнительнее и коварнее.
– Посидим в ресторане?
– предложил Осецкий.
– Да ну его, этот ресторан!
– поморщился Апыхтин.
– Насиделся я в ресторанах за последнее время… Видеть их не могу! На природу хочется.
– Давайте ко мне на дачу!
– предложил Осецкий.
– Далеко она у тебя… Туда час, обратно час… Миша, до твоей ведь ближе?
– повернулся Апыхтин к Цыкину. Понимал он и предчувствовал, понимал и предчувствовал, что не соскользнуть тому с его многоопытного крючка, не соскользнуть. «Ох, Апыхтин, - простонал он про себя, - каким же отморозком ты стал, каким отморозком! Все эти вахромеевы по сравнению с тобой - детишки малые. Ну что ж, значит, пришло время отморозков на всех уровнях. А наверху, на самом верху, разве не отморозок сидит? Тот еще отморозок».
– Минут двадцать пять-тридцать, - ответил Цыкин.
– Приглашаешь?
– Хоть сегодня!
– воодушевился тот.
– Сегодня, может быть, и рановато, а вот завтра… Неплохо бы! А Басаргина с нами отпустят?
– Отпустят!
– заверил Осецкий.
– Он уже в порядке. По палате ходит, по коридору.
– Охрана при нем?
– Неотлучно, - заверил Цыкин.
– Там же и речка у тебя есть?
– спросил Апыхтин, стремясь застолбить, закрепить договоренность, чтобы Цыкину даже в голову не пришло переигрывать, менять что-то, переносить место встречи.
– Там, ребята, такая речка, такая речка… Воду можно пить прямо с берега.
– Этим мы и займемся, - невольно вырвалось у Апыхтина.
Будь его друзья повнимательнее, они наверняка обратили бы внимание, что уже не улыбается председатель правления банка, хотя складки на его лице еще хранят форму улыбки. Но это была уже не улыбка, это был оскал, спокойный и неотвратимо безжалостный. В эти самые секунды видел Апыхтин и берег реки, и двухэтажную дачу Цыкина, видел все, что произойдет там глубокой ночью, когда повеселятся друзья, выпьют достаточно и пойдут вдоль берега по узкой тропинке, когда можно случайно потерять друг друга из виду…
И надолго.
Мало ли что может случиться темной ночью на берегу быстрой и чистой реки, когда ни одного огонька вокруг, ни одной души.
А дача у Цыкина деревянная, вдруг подумалось Апыхтину, когда лицо его еще хранило на себе остатки улыбки - любящей и ласковой. В деревянной даче так хорошо дышится, так легко спится, так крепко, что даже и просыпаться некоторым вовсе не обязательно. Зачем им просыпаться в такой даче, в такую ночь, когда остаются на земле верные и преданные друзья…
Вовсе даже не обязательно.
– Поехали к Басаргину, - весело сказал Апыхтин, сбрасывая с себя оцепенение. Он часто поморгал за темными очками, как бы стирая картины, которые еще только должны состояться, которых еще нет в природе.
– Поехали, отморозки недорезанные!
– Это мы, что ли, отморозки?
– весело спросил Осецкий.
– А кто же вы?
– Вообще-то да, - согласился Цыкин, раздумчиво склонив голову к плечу.
– Тут ничего не возразишь.
– Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря!
– яростно воскликнул Апыхтин уже в приемной.
– Спиши слова, Володя!
– взмолился Осецкий.
– Нам много чего придется списывать в ближайшее время.
– Спишем, - легко согласился Цыкин, не зная еще, не догадываясь по простоте душевной, с чем соглашается.
2003 г.