Высшая жертва

Линн К. С.

— Он пожарный, — говорю я ей.

— Ге-ер-р-рой.

Остин быстро качает головой, но я не позволяю ему отрицать это, и перемещаю руку на его плечо.

— Да. Он такой.

Его глаза встречаются с моими через плечо, и между нами возникает неизменное притяжение. Он даже не представляет, сколько раз спасал меня от темноты, от моей личной вины и отчаяния.

Наш разговор прерывается, когда в комнату входит Дина с разрешением от врача.

— В левом секторе построили новую детскую площадку, — говорит она. — Там есть качели, к которым

ее можно пристегнуть, если вы хотите ее туда отвести. Сейчас там должно быть довольно тихо. Если вам нужна помощь, я могу прислать санитара.

— Нет, — отказывается Остин. — Мы справимся с ней.

Мы. Как одно слово может помочь кому-то почувствовать себя менее одиноким.

Дина кивает, ее внимание возвращается ко мне.

— Только постарайтесь вернуться к обеду. После него доктор Карвер будет делать обход.

— Спасибо, Дина.

После ее ухода я достаю из шкафа свитер Крисси, продеваю в него ее руки. Несмотря на теплую погоду, дует легкий ветерок, а у нее плохое кровообращение.

Остин захлопывает дверь, когда я выкатываю сестру из комнаты в лифт. Как только мы выходим на улицу, на солнечный свет, из горла Крисси вырывается звук, почти вздох, уносимый ветерком.

Я оглядываю кресло и смотрю ей в лицо.

— Хорошо?

— Х-х-ор-р-ро-шо.

Большинство людей воспринимают это как нечто само собой разумеющееся. Даже я поняла, что ощущать солнце на своей коже или дышать свежим воздухом — это привилегия, помимо многих других вещей, которые Крисси ежедневно упускает.

Мы подходим к детской площадке, о которой нам рассказывала Дина, и обнаруживаем, что она пуста. Большое сиденье с черными ремнями висит посередине между двумя другими. Я подталкиваю коляску Крисси поближе и начинаю отстегивать ее, прежде чем Остин успевает вмешаться.

— Я держу ее. — Он наклоняется, поднимает ее из коляски и заключает в свои объятия.

Мое сердце замирает, на мгновение время останавливается. Вид сломанного тела моей сестры в его сильных руках — одно из самых захватывающих зрелищ, которые я когда-либо видела.

По тому, как раскраснелись ее щеки, я могу сказать, что ей это тоже нравится.

— С-с-сильный, — говорит она.

— Не может быть. Это ты легкая.

Он пристегивает ее, и я собираюсь зайти ей за спину, но Остин делает это первым, легонько подталкивая ее. Она издаёт прерывистое хихиканье, которое разносится по воздуху и заполняет моё сердце.

Я сажусь, наблюдая, как закрываются глаза Крисси. Ветерок обдувает ее лицо, и на ее губах появляется намек на улыбку. Я так давно не видела ее счастливой. Поэтому тянусь к телефону и делаю снимок, желая запечатлеть этот момент навсегда, чтобы помнить это выражение ее лица, когда наступят тяжелые дни. Где нет ни боли, ни разочарования, ни грусти, только… покой.

— Иди сюда, Зоуи. — Глубокий голос Остина отвлекает мое внимание от сестры. Он кивает на качели рядом с ней. — Я тебя тоже покачаю.

Улыбаясь, я подхожу и сажусь, поднимая ноги, когда Остин

легонько подталкивает меня так же, как и мою сестру. Я тянусь к руке Крисси, беру ее в свою и наслаждаюсь моментом, которого у меня никогда не было с ней. Момент, который сестры всегда должны разделять в какой-то период своей жизни, но мы были лишены его из-за того, что нам выпала такая судьба.

Я оглядываюсь через плечо, и мое дыхание сбивается, когда я вижу, что Остин наблюдает за мной. Он смотрит на меня так, как никто другой не смотрел раньше, как будто я центр его вселенной, когда обычно я чувствую себя просто потерянной душой в море тел.

Остаток утра наполнен прекрасными воспоминаниями, которые я буду хранить в своем сердце вечно, и только через два часа мы отвозим Крисси обратно в ее комнату. И остаемся с ней, пока она ест свой обед, а затем укладываем ее вздремнуть — свежий воздух вымотал ее.

Я опускаюсь к ней и, как обычно, целую ее в щеку.

— Я вернусь поздно вечером.

Она кивает, а затем переводит взгляд на Остина, стоящего позади меня.

— Т-ты е-е-ще в-верр-нешься?

— Определенно. — Он берет ее руку в свою и подносит к губам для поцелуя. — Приятно было познакомиться с тобой, Крисси. Спасибо, что позволила мне сегодня побыть с тобой и твоей сестрой.

Мы покидаем ее с улыбкой на лице, которую я буду носить с собой до конца дня.

По дороге в бар я размышляю о последних нескольких часах и о том, как замечательно Остин вел себя с моей сестрой — как он был нежен и мил с ней. Не то чтобы я удивлена этим, поскольку всегда знала, что он примет ее. Я просто не ожидала, что это будет так правильно.

Вскоре он подъезжает к бару, паркуется на улице, и мне становится грустно, что наше время подходит к концу.

Я наконец-то смотрю на него, откинув голову на сиденье.

— Теперь ты понимаешь? Видишь, как сильно я ей нужна, и почему должна быть рядом с ней?

— Я всегда это понимал, Зоуи. И никогда не упрекал тебя за это. Я просто хочу пройти этот путь вместе с тобой. Будь то как друг или нечто большее.

Мне бы хотелось, чтобы он понял, как сильно я этого хочу, но мне не нужно, чтобы он брал на себя какую-либо ответственность, хотя я знаю, что он это сделает. Он такой человек — хороший, добрый и сострадательный.

Я не хочу думать о своей сестре как об обузе, потому что это не так, но ее инвалидность — это ответственность, и это может быть выматывающим.

— Мне сегодня было весело, — продолжает он.

— Мне тоже, но так бывает не всегда, — шепчу я. — Сегодня был хороший день, но большинство из них не такие. Большинство из них тяжелые и болезненные, особенно для Крисси.

— Ты думаешь, что я просто уйду, когда станет трудно?

Все так делают… Мне удается прикусить язык и удержаться от того, чтобы не сказать это вслух.

Он разочарованно вздыхает.

— Скажи мне, что я лезу не в свое дело, но как же твои родители во всем этом участвуют?